Литературная Газета, 6602 (№ 24/2017)

Русский полк благодаря мужеству, отваге и стойкости солдат и стратегической дерзости командиров во главе с полковником Карягиным остановил нашествие на Кавказ персов. В течение трёх недель небольшой русский отряд не пропускал целую персидскую армию на территорию Грузии и тем самым спас Закавказье от завоевания и разграбления.

400 русских против 30 000 персов. Рифма с событиями легендарной Древней Греции очевидна, но тут не легенда и не такая уж древняя история.

Автор сценария и режиссёр фильма – заслуженный деятель искусств России Виталий Максимов – давно занимается историей русской армии, сосредотачивая своё внимание на героических, но незаслуженно забытых её эпизодах. О фильмах из цикла «История Преображенского полка», а также о замечательной ленте с реконструкцией фантастической «атаки мертвецов» – «Осовец. Крепость духа» «ЛГ» писала. Здесь реконструкции нет, «эффект присутствия» достигается тем, что в фильме о полковнике Карягине и его солдатах рассказывают замечательные артисты во главе с Валентином Гафтом. Назову их всех: Виктор Сухоруков, Михаил Богдасаров, Артём Михалков, Саид Багов, Сергей Баталов, Владимир Зайцев, Сергей Насибов и Юрий Чернов. Им, читавшим в кадре документы и воспоминания участников сражений, удалось эмоционально, ярко, мудро рассказать о драматических событиях 1805 года и донести дух эпохи чудо-богатырей.

Среди рассказчиков-ведущих был и сам режиссёр Максимов, который справедливо посетовал на то, что память о подвигах наших героических предков плохо сохраняется, стирается, так как недостаточно делается для того, чтобы новые поколения помнили о чудесах, которые творили русские богатыри.

Мы со своей стороны выразим глубокое недоумение по поводу того, что потрясающая история, замечательно рассказанная в фильме, вполне могла бы лечь в основу грандиозного художественного фильма (или сериала), но никто не хочет финансировать подобные, казалось бы, «самоигральные» проекты. Не экранизирована и история обороны Осовца, с великой контратакой «мертвецов» под командованием подпоручика Котлинского. Если бы что-то подобное было в истории США, Голливуд бы каждые 20 лет снимал блокбастеры на эти сюжеты. Но у них такого не было, а наши киномагнаты почему-то такое художественное кино финансировать не хотят, им ближе, видимо, скандальные или гламурные истории типа отношений наследника с балериной.

Посверкивая циркулем железным...

Посверкивая циркулем железным...

ТелевЕдение / Телеведение / Радиорубка

Фото: ИТАР-ТАСС

Теги: Игорь Воеводин , проза

Документальный рассказ

Игорь Воеводин

Душный, выматывающий московский день сменился вечером, но прохлады не было. И вот уже ночь растворилась в пыльном воздухе, и притих город...

– Тема на сегодня – одиночество, – сказал я в микрофон, – звоните в эфир все, чьи сердца тронула холодным металлическим пальцем эта штука. Звоните, я знаю, что такое эта тоска в квартире, где пыль по углам и телефонный шнур – как удавка. Звоните. И знайте, когда мне подкатит под горло так, что и не вздохнуть, держусь, спасаюсь, я хватаюсь вот за эти слова: «Ты не один. Ибо никто не один. Потому что настоящего одиночества вынести, вытерпеть, перемочь попросту нельзя…»

И поставил «Perfect Strangers» Deep Purple. Эфирный компьютер высветил номера дозвонившихся. Так... Эфирный маньяк Кулебякин – свободен. Мужик, вечно интересующийся процентом евреев на радио и ТВ, – свободен. Так, незнакомый номер.

– Алло, – сказал я, – говорите, вы – в эфире...

И в следующую секунду меня прошиб холодный пот. Я всегда знал, что когда-нибудь это случится, знал и боялся.

Мне позвонил самоубийца.

Я понял это по первым словам, по паузам между слогами. По голосу, в котором под нарочитым безразличием звенела тоска. Но я знал – раз звонит, есть надежда удержать.

– Здравствуйте, – сказал он. – Я одинок. Но меня посещают иногда...

Он помедлил.

– Тени. Тени казнённых мною. Я – исполнитель казней. Не киллер. Работал в... Ну, пусть будет УФСИН…

Я ждал. Замерла и боялась вздохнуть звукорежиссёр Елена.

– Не тени, – с трудом выговорил он. – Мысли... Галлюцинациями я не страдаю.

Следующий час с перерывами на новости я держал его.

О чём мы говорили? Почти не помню. Помню, он рассказывал, что ни о чём не жалеет. Что все, кого он освободил от этой жизни, были убийцами. Детоубийцами. Нелюдью. Что он читал дела перед... Перед исполнением.

Чтобы быть уверенным, чтобы не дрогнула рука.

– Сколько? – спросил я.

Он помедлил. Но сказал почти спокойно:

– Сорок один.

Боль давила мне сердце, мяла стальными пальцами.

– Вы не уходите, не кладите трубку, – просил я. – Новости идут всего несколько минут...

И пока в студии тарабанил последние известия новостник, старавшийся не смотреть на меня, я сосал, жевал и глотал валидол.

– Водки, – спросила Елена, – водки налить?

Что за редакция, где нет в заначке бутылки? При такой-то работе...

– Нет. Не смогу. Не удержу его...

Те тысяч пятьдесят–сто людей, что слушали нас, замерли у приёмников – я чувствовал это.