Литературная Газета, 6621 (№ 46/2017)

- У итальянцев есть совершенно определенные требования к певцу: они признают только итальянский стиль настоящего, большого, громкого голоса. Они не очень хорошо знают русскую музыку и не очень понимают наши тонкости. И если кто-то из конкурсантов уходил на роскошное камерное музицирование, итальянцам это не нравилось. Я служила неким буфером при выборе победителей, разговор был очень непростой, и я старалась сдерживать его градус. Итальянцы говорили, что такой-то голос не произвел на них впечатления. А я пыталась убедить их: «Хорошо, на вас участник не произвел впечатления, но он сделал великолепную романсово-песенную палитру, и я не могу его не пропустить. Я от него жду сюрпризов, открытий». И убеждала!

Какой критерий при оценке певцов является для Вас главным?

- Наличие хорошего голоса, хорошего владения этим голосом и артистическая составляющая. Если певец стоит на сцене, как колонна, и через него не идет музыка, он не трепещет от того чуда, которое с ним в данный момент творится, для меня это сразу огромный минус, потому что я понимаю, что не пойду на концерт или на выступление этого певца.

А если он всё чисто поёт, правильно?

- Это ремесло. Мой педагог, Надежда Матвеевна Малышева-Виноградова, аккомпанировала Шаляпину, была педагогом-концертмейстером Оперной студии Станиславского, сидела ассистентом-педагогом в классе профессора Умберто Мазетти, который учил Нежданову, Обухову, у него консультировался Собинов, Шаляпин, любимая певица Рахманинова Нина Кошиц, обе сестры Барсовы. Надежда Матвеевна сочетала в себе владение итальянской техникой пения и русским исполнительским искусством. Так она говорила, что голос - это повод для поступления в консерваторию. А талант – как еврейский паштет из дичи – один рябчик и один конь. Где рябчик – это голос, а конь – работа на протяжении всей жизни. Если я этого «коня» не вижу, для меня такой певец – середняк. Он чисто всё отвокализировал, освоил основы профессии, но для меня это не артист.

В театры, тем не менее, берут тех, кто чисто поёт.

- Театрам нужны не только большие таланты, но и певцы, которые каждый день выходят на сцену и «отоваривают» музыку. С личностями работать труднее. Личность скажет: а я не понимаю, почему это должно быть так, а я не буду! Не потому что это её эго, а потому что она старается не просто войти, а вгрызться в образ. Режиссёр и дирижёр должны помочь артисту в образ влезть. А если режиссёр говорит: «А я так хочу», а дирижёр: «В другом темпе оркестр играть не будет», потому что, например, оркестру сложно в очень быстром темпе исполнять Россини, о каком образе может идти речь? Россини написал вот такой темп, и это стиль Россини. Извольте играть. Не можете - сидите и занимайтесь. Мне, например, постановки таких режиссёров и дирижёров неинтересны, я не вижу у них внятных мотивировок.

В наши дни режиссёры начинают изгаляться при постановке опер, не принимая во внимание ни музыку, ни либретто, ни ту идею, ради которой писалась опера. И если певец в таком спектакле исполняет роль графа, а одет в рваные джинсы и футболку и сидит на грубых досках, то он чувствует себя не графом, а бомжом. И что он должен делать на сцене? Я считаю, что подобные постановки оскорбительны для композиторов - авторов опер и для артистов, не говоря уже о том, что зрители будут плеваться.

Такие режиссёры говорят, что зачем нам зазывать публику на традиционный спектакль, когда на скандал она сама пойдет. Но на скандал публика сходит один раз, и после показа несколько скандальных спектаклей их приходится снимать.

Чем Вы объясняете такую режиссёрскую бесцеремонность?

- Был век примадонн, потом стал век дирижёров, сейчас – век режиссёров.

Почему им позволяют это делать директора театров?

- Директору театра нужны сборы. Если скандал, значит, будут сборы. Вот на скандальной «Снегурочке» в постановке Чернякова в Париже был полный зал.

Сейчас модно говорить, что зрителей надо удивлять. А надо ли удивлять в опере? Это же не цирк.