Литературная Газета, 6623 (№ 48/2017)

Мать дала сыну немного денег. Но прежде чем выйти на большую дорогу, мальчик ещё раз сходил в лес. Велосипеда нигде не было. На большую дорогу Алёша выходить не стал, решил идти напрямик, по железной дороге. Погода к тому времени испортилась. Холодный ветер с мелким уже почти осенним дождиком бил в лицо. Идти тяжело, да и груз несправедливой обиды угнетал его душу. Справа и слева шумел лес, сгущались сумерки, всё сильнее сыпал дождь. Мальчик промок до нитки, продрог и побежал, чтобы согреться. Спотыкался о шпалы. Он уже не слышал ни тревожного шума леса, ни гула ветра. Перед глазами стоял разъярённый отец. И казалось мальчику, что отец догоняет его. Он чувствовал за своей спиной его тяжёлые шаги, его шипящий злобой голос. Сзади что-то грозно прогрохотало. В воспалённом мозгу мальчика пронеслось: «Отец… Он догоняет!» Алёша резко повернулся: поезд очень близко! Мальчик онемел, хотел спрыгнуть с рельса, но упал. Свет померк в его глазах…

Прошла неделя. В деревню пришло письмо: «Здравствуй, мама! Это пишет тебе сын Алёша. Пишу из больницы. Не доехал я до тётки, со мной случилось несчастье, сбило поездом. Но ты не переживай, пожалуйста, мне уже не так больно. Скажи отцу, что мне больше велосипед не нужен, на костылях ходить буду…»

Мать тихо плачет, отец молчит. В это время за окном послышался голос одного из друзей Алёши:

– Дядя Саша! Дядя Саша! Ваш велосипед нашёлся! Пастух в кустах нашёл!

Александр с места не сдвинулся…

Перевод Валерия Нуриахметова

и Тамары Комаровой

Стюардесса по имени…

Стюардесса по имени…

Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Проза Удмуртии

Теги: Вера Пантелеева , проза Удмуртии

Вера Пантелеева

Родилась в одном из сельских районов Удмуртии. В 1991 году окончила Литературный институт им. А.М. Горького, в 1998-м – аспирантуру Института мировой литературы РАН. Кандидат филологических наук, доцент. Автор двух монографий, ряда школьных учебников по удмуртской литературе, около ста научных работ, сборника прозы «Триптих» (2016). Пишет на русском и удмуртском языках.

Я сидела за первой партой у окна и, когда Мария Прокопьевна вошла в класс и подошла к учительскому столу, сразу почувствовала её особенный настрой.

– Дети, – сказала она торжественным голосом, – хотите увидеть настоящий самолёт?

«Спрашивает ещё», – успела подумать я, как класс заорал: «Да-а-а!!!»

– Ну что ж, одевайтесь и ждите меня.

Мы быстро собрали портфели, оделись и шумной гурьбой выбежали во двор. Было ещё не совсем понятно, чему больше радоваться: несостоявшемуся уроку или предстоящей экскурсии в аэропорт. О том, что в двух километрах от нашей деревни скоро откроется аэропорт, давно знала каждая собака, но чтобы вот так неожиданно… Хотя чего неожиданного. Вот вчера вечером к нам заходил Евтихий Петрович, давний отцовский школьный друг, а по-маминому «собутыльник», и тоже говорил об этом. И ему можно было верить. В отличие от моего отца, он работал не механиком в колхозе, а в этом строящемся аэропорту. Там, конечно, полдеревни работало, особенно мужики, но только один Евтихий Петрович носил фирменную одежду тёмно-синего цвета: фуражка, костюм, плащ с широким поясом. Ну, точно лётчик. Я так и думала, но старшие сёстры смеялись: «Какой он лётчик? Физик он, только из школы выгнали за пьянство». Физик так физик, но сильно пьяным я его ни разу не видела, только подвыпившим. И поющим жалобные или, наоборот, революционные песни. Это зависело от его настроения.

Он и вчера пел. Посидели с отцом в холодном летнем домике, меня попросили принести солёных огурцов из погреба, я и успела подслушать их разговор, потом они по меже картофельного огорода спустились к речке. А оттуда ещё долго доносился его зычный с хрипотцой голос. Пел Евтихий Петрович всегда одни и те же песни, но вчера была «Тёмная ночь»:

…Тёмная ночь, только пули свистят у виска…

– Ты чего мурлычешь? – ткнула меня в бок одноклассница Валя. – Не видишь, Марья Прокопьевна вышла, и все уже побежали.

– Так побежали.

Стоял пасмурный сентябрьский день. Одеты мы были соответственно погоде и деревенской моде: все девочки-первоклассницы – в одинаковых цветных болоньевых шуршащих курточках и таких же разноцветных полушерстяных платках, мальчики – в тёмных болоньевых куртках и фуражках. Одежда у всех была куплена на вырост, на два-три года вперёд, обувь покупалась по такому же правилу, поэтому наши острые коленки болтались в широких голенищах резиновых сапог. В аэропорт мы двинулись пешком, прямиком через только что выкопанное колхозное картофельное поле, временами довольно сильно увязая в дорожной или, наоборот, бездорожной грязи.