В жизни нет таких, наверное.
В сердце думы затаю.
Жизнь летит стрелой, меняется.
Вспомнить юность бы свою,
Да никак не вспоминается.
Может, многого хочу,
И желаю слишком много я? –
Вот один стою, молчу,
Струн души своей не трогая.
Если тронуть их – беда!
Если тронуть их – мучение!
…Замерла в реке вода –
То мороз сковал течение.
* * *
Речка. Берег. Камыши.
Даль сквозистая, немая.
Я живу в своей глуши,
Всё на свете принимая –
От родившейся луны
До былинки в чистом поле.
Стали вечера длинны –
Затоскуешь поневоле.
Поневоле загрустишь
У родимых побережий.
Оттого стоишь, стоишь…
Дует ветер снежный, свежий.
Снег украсил берега.
Снег осыпал всю округу.
Забывая про врага,
Рад в минуты эти другу.
Рад безудержно всему,
Принимая неслучайно
Всё, что сердцу и уму
Снова веет светлой тайной.
* * *
На закате у реки
Не грусти о прошлом…
Пóлно!
Как темны и глубоки
Набегающие волны!
В камыше густом свистит
Ветер, волны нагоняя.
В час заката грустен вид,
Грустен лик родного края.
Пышно по волнам разлит
Свет закатный, свет чудесный.
Как пленяет душу вид, –
Этот лик земно-небесный!
Как раскрылась надо мной
Голубого неба бездна!
Весь небесный, весь земной, –
Через миг я в ней исчезну.
Пропаду… Куда? – Бог весть! –
Без следа и без остатка…
О, душа! Как перенесть
Всё, что будет… Всё, что есть, –
В этот миг прощанья краткий?!
Из далёкого
Миг разлуки… Прощания жест…
Воет ветер… Тоску накликает…
Поезд тронул… В окне – тихий шест,
Столб косой, мост и будка мелькает.
Что ж! Прощай, мирный край полевой!
Миг разлуки мне сладок и горек.
Вдалеке проскакал верховой,
Русый мальчик взбежал на пригорок.
Как мне близко всё это – до слёз!
Как всё дорого! – Я чуть не плачу.
Средь берёз мне взрасти довелось
С грустной верой в любовь и удачу.
В даль щемящую мчи, паровоз!
Вейся, дым, из трубы паровозной!
Впереди – сонмы бурь, сонмы – гроз,
Сонмы звёздных ночей и беззвёздных.
Сонмы солнечных дней – впереди!
И не страшен мне ветер ненастья.
И щемит отчего-то в груди,
И поётся, и верится в счастье.
* * *
Дикий берег, жёлтый-жёлтый,
Синим тёрном весь порос.
– Отчего сюда пришёл ты? –
Задаю себе вопрос.
Тёрн печальный, тёрн колючий –
С давним-давним детством связь –
Над рекою виснет тучей,
В голубой воде клубясь.
Эта туча, эта туча
Отразилась в глубине,
Вся сквозиста, вся летуча,
В предзакатном вся огне.
Над обрывом, под обрывом
В бездне сумрачной, речной
В сочетании счастливом
С высотой и глубиной, –
Словно сизый дым клубится,
В даль простёртую спеша.
И недаром с нею слиться
Хочет бедная душа.
* * *
Падают с деревьев
Листья за окном.
Тихая деревня
Спит глубоким сном.
И опять ей снится
Лето, сенокос.
Речка, что струится,
И речной откос –
В кружеве ромашек –
Белом, снеговом.
А за речкой машет
Ива рукавом.
Тихая деревня
Спит глубоким сном.
И летят с деревьев
Листья за окном.
* * *
Над домом вновь
промчались журавли,
Печальные с небес роняя клики,
И скрылись, мимолётные, вдали…
Простор их принял, вольный и великий.
А мне высокий клин в небесной мгле
Осенними ночами долго снился,
Как будто прямо в сердце мне вонзился,
Чтоб не забыл его я на земле.
Дар бесценный
Дар бесценный
Искусство / Искусство / Штрих-код
Севастьянов Александр
Теги:
искусство , живопись
Василий Суриков реконструировал прошлое с верностью учёного
До В.И. Сурикова (1848–1916) в нашем искусстве не было такого масштаба и дарования художника, писавшего картины на темы русской истории.
Карл Брюллов, взявшийся было за «Осаду Пскова», работал над ней без энтузиазма и оставил неоконченной. Его вечный соперник Александр Иванов не внял голосу императора Николая, неоднократно советовавшего ему обратиться к русской истории. Он так и не взялся за изображение Крещения Руси Владимиром, хотя царь и рекомендовал сделать это в параллель «крещению евреев» (так Николай называл «Явление Христа народу»).
Отдельные исторические эпизоды, время от времени избиравшиеся художниками академии (можно взять для примера картину «Подвиг молодого киевлянина» Андрея Иванова или «Княжну Тараканову» Константина Флавицкого), не были обращены к значительным, поворотным событиям и к наиболее выдающимся личностям русской истории.
Батальная тема стала очень востребованной в связи с Отечественной войной 1812 года, но не ей, ориентированной на вкус высочайших заказчиков (картины Зауэрвейде, Гампельна и др.), было суждено сделаться событием для русского зрителя.
Именно Василий Суриков – внук атамана Енисейского казачьего войска, славившегося непомерной физической силой и отвагой, – стал настоящим основоположником русского исторического жанра.