и кусочком сколупленной глины летает,
и над глиняной крышей потом исчезает.
Вижу – мама на камне сидит.
Вся седая и чем-то похожа на птицу,
в волосах её ветер едва шевелится,
луч, проткнувший туман, её лоб золотит.
И безмолвна она, только взгляд говорит:
«Отчего этот мир так сияет, горит?»
И заплачет душа от великой любви.
«Мама, мамочка! Только живи!..»
В кругу огня
Мне снился стол,
большой, как берег,
на нём – букет чернильных перьев
и пузырьки цветастой туши.
Мне снилось:
пламя жжёт меня
и гребни жёлтого огня,
в дым превращаясь, душат, душат...
Кусками мокрого картона
я стала их сбивать со стоном,
и тут догадкою простой
меня как светом осенило:
железный циркуль я схватила
и обвела себя чертой!
И тут же за чертой проснулась,
и там, где маков цвёл пожар –
остался круг, как чёрный шар.
Я поняла, что я сама
огнём была. Что я горела,
сгорали мысли, как дома,
и дымом извивалось тело.
Что я с тобою до зари,
закрывшись, гневно говорила,
кричала, плакала, молила...
Сорвались с языка слова,
от них остались только пятна,
на след обугленный похожи.
Кричит трава зелёной кожей:
«Все кончилось! Конец! Конец!»
Я полотенцем лоб мочила,
сама с собою говорила,
пророчил рот, кричали губы,
что не сойти мне больше с круга,
гореть, в огне постылом жить –
и говорить! И говорить!..
Дом в ожидании
Ты слышишь, как ворота плачут,
травой задушен, двор лежит,
и ветер, как душа собачья,
пустою цепью дребезжит,
и лает над пустым корытцем,
и просит у него напиться.
Резной узорчатый карниз
на бездну окон смотрит вниз,
он грезит краской и вздыхает
и в чудном сне всю ночь вдыхает
олифы сладкий аромат.
Ступени чёрные дрожат.
Шагов прекрасное лицо
забыло старое крыльцо.
В полу, меж досок, узкий паз
глядит, как удивленный глаз,
и глины спёкшаяся кровь
на старом плинтусе крошится.
Очаг печальный не дымится.
Там головня во тьме томится,
воздевши к небу две руки
и вся седая от тоски.
А сверху, на резном столбе,
висит кумуз. Вот ветер дунет –
и затрепещут слабо струны,
и заискрятся в темноте.
Душа покинула жильё –
и дом мертвеет в ожиданье.
Так пусть живёт о нём преданье –
стихотворение моё.
Кувшин
Он вылеплен из чёрной глины,
он красным жаром обожжён,
он полон смехом, эхом синим,
он зев и зов, он звон и стон.
Налью кувшин водой до края –
и он замолкнет без труда,
лишь глины свежий дух вдыхая,
резвится, светится, играет,
переливается вода.
Фотография
Вот к дому девочка бежит.
Срывает гроздь дождя руками
и в глине вязнет башмачками.
Вот фото. Не лицо, а лик
в оправе тусклого металла.
Частица света. Отблеск. Миг.
Что было до? Что после стало?
...Она вбежала как вода,
босая, с мокрою косичкой,
и ты сказала: «Иди сюда.
Гляди, как вылетает птичка!»
И вечно девочка глядит.
Всё, как тогда, на этом снимке:
поднос, халва и хлеб в обнимку,
и дождик где-то шелестит.
Травы мать собирает
Травы мать собирает –
мята, шалфей, душица,
в коричневатых пальцах
трава искрится.
Запахи лягут тенями,
вспыхнут соцветья шалфея;
будет летать кругами
пчёлка – цветочная фея.
Травы всё утро мать собирает...
Шепчет и шепчет горько,
бессмертнику говорит:
«Видишь, там, на пригорке,
сын мой лежит».
Срывает лист придорожный,
складывает в суму,
«Сыночек мой, подорожник», –
говорит ему.
Травы до полдня мать собирает.
Оденут наряды ночи
мята, душица, шалфей,
уснут, затворивши очи,
сонмы цветочных фей.
Кузнечик, от ночи синий,
вдруг застрекочет.
Голос родного сына
глухо окликнет из ночи...
Вот уже и жизни середина
Вот уже и жизни середина
Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Табасаранская поэзия
Теги:
Табасаранская поэзия
Сувайнат Кюребекова
Поэт и публицист. Пишет на табасаранском и русском языках. Родилась в 1965 году в Табасаранском районе Дагестана. Окончила Избербашское педучилище и Дагестанский государственный педагогический институт. Автор поэтических сборников «Годекан звёзд», «Обитель любви», «Паруса судьбы». Редактор табасаранского выпуска журнала «Женщина Дагестана», руководитель табасаранской литературной секции Союза писателей Республики Дагестан. Член Союза писателей России. Член Правления Союза писателей Дагестана. Заслуженный работник культуры Республики Дагестан.
* * *
О, Дагестан!
Ты столько вынес боли,
Но это не сломило твоей воли –
Непокорённым дух остался твой,
И честь твоя всегда была с тобой!
О, Дагестан мой!
Ты – не поле битвы…
Пускай все материнские молитвы
Тебя хранят от горя и беды –
Не для войны, для мира создан ты!
У памятника Матери в Дербенте
По каменному лику твоему
живые слёзы катятся незримо…
И шёпотом невольно говорим мы,
когда к ногам твоим по одному
цветы кладём в тоске невыразимой.
А над тобой клин белых журавлей –
стремятся в небо бронзовые птицы…
И в камне сердце, кажется, стучится,
которое оплакивать стремится
по-прежнему погибших сыновей.
Им никогда уже не прилететь,
не вырваться из вязкого тумана,
и ноет твоя каменная рана,
но знаешь ты, что поздно или рано
сынов отвага побеждает смерть.
Беременная женщина кладёт
к твоим ногам пылающие маки…
Тревожно ей – земля опять во мраке