Литературная классика в соблазне экранизаций. Столетие перевоплощений

Достоевский много раз повторял: хочешь переделать мир – начни с себя. Кажется, самое время переиначить формулу: хочешь уничтожить ненавистный мир – смело начинай с себя. Признай, что ты подлое насекомое, заяви своеволие и освободи от своего присутствия мир – как это сделали Свидригайлов, Кириллов и Ставрогин. Герой-бунтарь, возвращающий Богу билет на проживание в этом заблудшем мире, мог бы сказать себе с подобающим отчаянием: я – здесь лишний, я – генетический мусор, который возник случайно, в результате ошибки в эволюции, и потому должен быть сметен с лица земли. Вместо этого он говорит миру – вы здесь лишние, вы – генетический мусор. Про себя как частицу мусора он почему-то трусливо и малодушно забывает…

Схема крови по убеждению всегда одна и та же: сначала «теория» – манифест или декларация, потом акт, потом самооправдания и самореклама.

Осужденный к пожизненному заключению «московский стрелок», признанный вменяемым, отбывает заключение в колонии особого режима для пожизненно осужденных в городе Соликамск Пермского края, в трехместной камере, под присмотром психиатра, иногда жалуется, что в камере холодно.

«Родя, мы с тобой!» – пишут сегодня посетители на стене петербургской «каморки» Раскольникова. Число почитателей норвежского и русского киллеров перевалило уже за многие тысячи. В Дании, Швеции и Нидерландах были поставлены три пьесы по мотивам манифеста Брейвика. В Германии премьерный показ прошел в Веймарском национальном театре, его речь на судебном процессе была переведена на немецкий язык и вставлена в спектакль. Постановка пьес везде была сочтена оскорбительной и вызвала негодование среди родственников жертв, но к ним не прислушались… В очередь на интервью к террористу выстраиваются солидные издания Америки, Европы и России, и он сам отбирает себе собеседников.

Как видим, герой романа «Преступление и наказание» архетипи-чен и обладает собственной мощной энергетикой. Он архетипичен и в преступлении, и в наказании, и в нераскаянии, и в том, насколько заразителен его пример, и в том, как опасно его героизировать. Ведь даже после символического сна о трихинах, заразивших человечество, такого сна, который, казалось, должен был бы перевернуть сознание, Раскольников и не думает сожалеть о содеянном: «Да и что такое эти все, все муки прошлого! Всё, даже преступление его, даже приговор и ссылка, казались ему теперь, в первом порыве, каким-то внешним, странным, как бы даже и не с ним случившимся фактом» (6; 422). Это последняя страница романа, пятый абзац с конца.

Как архетип роман содержит символы, положенные в основу культуры и переходящие из поколения в поколение. Самый главный из них можно найти у М. А. Булгакова в «Собачьем сердце»: на преступление не идите никогда, против кого бы оно ни было направлено. Вот и Пор-фирий Петрович говорит об истории Раскольникова: «Тут дело фантастическое, мрачное, дело современное, нашего времени случай-с» (6; 348). Таким оно было прежде, таким оно остается и сегодня.

III

О судьбе Раскольникова не мог не задуматься и кинематограф – с первых лет своего существования. Обсуждение экранизаций и киноа-даптаций «Преступления и наказания» важно с нескольких принципиальных позиций.

– Какие страны и в какое время ХХ столетия проявили интерес к этому роману и чем он был вызван.

– В какое время переносилось действие романа или оно оставалось в своем историческом времени.

– В случае переноса действия в современность менялся ли сюжет картины и если менялся, то как он приспосабливался к современности.

– Менялись ли имена героев, место действия романа и другие реалии картины в случае ее экранизации не в России, а в других странах.

– Как обставлялось убийство или убийства, что есть убийство для жертвы и убийцы. Что есть раскаяние и как оно показано (или не показано) в экранизации.

– Как решался вопрос с эпилогом романа, то есть с перспективой обновления и возрождения Раскольникова в связи с возникшим чувством между ним и Соней Мармеладовой.

Первые немые картины-экранизации «Преступления и наказания» (из них шесть русских, две американские, одна итальянская) не сохранились, сведения о них крайне скудны. Первым, кто поставил фильм по знаменитому роману Достоевского, был русский режиссер Василий Михайлович Гончаров, один из пионеров российского кинематографа. О его «Преступлении и наказании» (1909) известно только то, что этот немой фильм существовал и, по всей вероятности, был черно-белым, короткометражным, и что экранизировались наиболее выигрышные моменты романа – в расчете на то, что зритель не может не знать его содержания. Как сообщают «Очерки истории кино», первое «Преступление и наказание» было втиснуто в 197 м. и шло на экране неполные восемь минут[470].