Литературная классика в соблазне экранизаций. Столетие перевоплощений

Итоговая сцена: Соня со скорбным лицом, в полуобмороке, закатывая глаза, стоит напротив здания полиции, куда в прострации, на ватных ногах входит Раскольников и тут же выходит; однако, увидев Соню, возвращается и выдавливает из себя признание. У него подкашиваются ноги, дрожат губы, голова клонится набок, он вот-вот грохнется в обморок. Наконец, из последних сил, говорит: «Это я… убил тогда старуху-чиновницу и сестру ее Лизавету топором и ограбил». Лицо запрокинуто, рот открыт, с огромным усилием он поднимает правую руку и крестится – жест, которого в романе нет. Быть может, этот символический жест и должен был заменить эпилог, который в картине отсутствует. В полицейском участке, на фоне обморочного Раскольникова, она и заканчивается. Раскаяние и обновление героя-убийцы оставлены на усмотрение зрителя.

На этом фильме закончилась эпоха немого кино для экранизаций «Преступления и наказания». Первый звуковой фильм по самому известному русскому роману был снят, к сожалению, не на родине, а в Америке.

Звуковой фильм австрийского режиссера Джозефа фон Штернберга[472] «Преступление и наказание», снятый в 1935 году на студии «A Columbia Production»[473], начинается эпиграфом: «Эта история могла произойти в любое время и в любом месте, везде, где человеческие сердца наполнены любовью и ненавистью, состраданием и страхом».

Ключевыми словами оказались здесь слова про время и место – события фильма вынесены из России и из времени русского романа и перенесены на американскую почву: история о Раскольникове снята как будто его современниками. Картина, однако, не уточняет, где и когда происходит действие. Реалии фильма, начиная с имен персонажей, приспособлены к восприятию американского зрителя, так что Родион стал Родериком, Дуня – Тоней (Антонией), Лужин – Лушиным, Сви-дригайлов – Гриловым, Порфирий Петрович – капитаном Порфирием, профессором (?).

Сюжет также существенно упрощен. Экранизации не понадобились важнейшие персонажи романа: сестра старухи-процентщицы Лизавета (одним убийством меньше), Мармеладов, Катерина Ивановна и множество второстепенных лиц. Соня, красивая молодая девица, здесь вовсе не проститутка, а всего только вертихвостка (как презрительно клеймит ее старуха-процентщица).

Но самое главное: Родерик в картине Штернберга – блестящий выпускник неназванного университета, выдающийся студент-юрист. В торжественной обстановке ученые мужи вручают ему диплом и присуждают академическую степень. «Мы вооружили вас всем, чем могли, – знаниями, дисциплиной, идеалами, всем тем, что мы ценим превыше всего, – говорит президент университета, обращаясь к выпускникам. – Больше нам дать нечего, только наши молитвы и надежды. Ваше будущее – в ваших руках, молодых и сильных. Ваши цели высоки, добивайтесь их, дерзайте, смелее вершите свою яркую судьбу». Родерику Раскольникову он адресует самые высокие похвалы: «За всю историю нашего учебного заведения мало кто мог бы сравниться с ним своим интеллектом, перед кем будущее открывало столько дорог». Мать Родерика и его сестра присутствуют на торжестве и не могут сдержать слез гордости, радости и счастья.

Но вот прошел год, и зритель видит подававшего большие надежды юриста опустившимся, в дырявых ботинках, рваной рубашке, мятом костюме. Невысокий, плотный, коренастый, несколько оплывший молодой человек выглядит неряшливо и немолодо (Петер Лорре). Правда, за ним числится статья, которая, оказывается, потрясла весь преступный мир: «Право на преступление», анонимно опубликованная в журнале «Current Review» («Современное обозрение»). В полицейских кругах не без иронии автора одной статьи называют писателем, но обшарпанная комната с портретами Наполеона и Бетховена, забитая и заваленная книгами, внушает мало почтения. Так же, как и многие, кто испытывает нужду в деньгах, он пользуется услугами старухи-процентщицы, закладывая грошовые вещи. Наблюдая скаредность и грубость старухи, Родерик ощущает к ней острую ненависть, вплоть до желания убить мерзавку. Ведь именно здесь, у старухи, по версии картины, Родерик знакомится с Соней, которая тоже пришла с закладом – миниатюрным изданием Библии, доставшейся ей от родителей.