Литературная рабыня: будни и праздники

Бестолково, в суете и поспешности Сережу собрали, и сел он в «воронок», в котором уже маячили растерянные лица таких же, как он, призывников.

И почти месяц от него не было никаких вестей.

Айдан с Леночкой бегали в военкомат, наводили справки. Но ничего толком от тучного, с бугристой потной лысиной майора по фамилии Терещенко добиться так и не смогли.

Айдан осунулась, побледнела. Возвращаясь с работы, садилась и, глядя в одну точку, тихонько покачивалась. Леночка перепугалась до смерти: точно так было с Айдан после гибели мужа. Наконец пришло письмо. Айдан вслух читать не могла. От волнения она совсем лишилась речи, даже в виде пения. Леночка заплакала, и читать у нее тоже не получалось. Тогда Степанида хлопнула ладонью по столу так, что подпрыгнули чашки, снова обозвала всех дурами и вскрыла конверт.

Сережа писал из области. Только не Ленинградской, как обещали в военкомате, а Краснодарской.

Лицо Айдан полыхнуло пламенем. Это был почти Кавказ. Совсем рядом Чечня. Туда Сереженьку тоже обещали не посылать, но ведь уже один раз обманули… Срочнику любой другой национальности, кроме «кавказской», в тех краях, наверно, служилось бы проще. Или специально они так устроили?..

Сережа писал, что ничего, добрались нормально, только три дня в дороге их почти не кормили, хорошо, что у ребят было у кого печенье, у кого консервы из дома, и его пирожки, Леночкой испеченные, очень пригодились. В общем, доехали. Потом вскользь сообщил, что спина побаливает, сорвал на днях, когда грузили мешки с цементом. А так, писал, что все нормально, волноваться за него не надо. К тому же оказалось, что в одной части с Сережей служит Костик из параллельного класса, в школе они и не общались, а зато сейчас как нашли друг друга…

Каждые две недели от Сережи приходило по письму. Сообщал, что все нормально, служба идет, только спина опять побаливает, и еще вот бы домашней еды… А в одном из писем проговорился, что один и тот же шмат сала у них иногда по три дня варят и есть, вообще-то, охота…

Айдан металась по квартире, как загнанный зверь, голосила, что сердце ее чует беду и что пойдет она к Сереже хоть пешком, но его не бросит, мальчика своего дорогого, единственного. Степанида опять хлопнула по столу рукой, велела снять все деньги с книжки своей и Леночкиной, все «похоронные», и ехать к Сереже.

Одну Айдан Леночка отпустить побоялась. Набрав полную сумку сердечных лекарств, она поехала вместе с невесткой, молясь только о том, чтобы не помереть в дороге. От Краснодара до Сережиной части они еще два часа добирались на электричке. Увидев вдали заснеженные вершины Кавказских гор, Айдан беззвучно заплакала.

Сережу, который вышел к ним на КПП, они едва узнали. Он очень похудел, ссутулился, потемнел лицом. А может, им так показалось из-за того, что кожа на Сережином лице, шее и, как выяснилось позже, на спине была сплошь покрыта чирьями.

В станице, по соседству с которой располагалась Сережина часть, они сняли на четыре дня комнату в деревенском доме, и три дня из них Сережа приходил туда отъедаться и рассказывать. Он ни о чем не просил, но весь его рассказ был сплошным криком о помощи.

Спина у него продолжала болеть, и, кроме того, боль стала отдавать в правую ногу. В санчасть он не обращался, потому что боялся издевательств «дедов», а ему и так доставалось «за национальность». Рассказывал о своем друге Костике, том самом парнишке из параллельного класса, над которым «деды» нещадно измываются за малый, метр шестьдесят, рост и сильное заикание. Услышав про заикание, Айдан опустила голову и покраснела, точно неизвестный ей Костик был ее сыном, которому она передала этот порок по наследству.

Но самым худшим в рассказе Сережи было то, что, как он сказал, поговаривали, будто скоро их могут отправить в Чечню. Айдан сцепила перед собой руки так, как если бы сжимала в них Саваланов ковер, которым она когда-то пыталась загородиться от окружающего мира. Даже костяшки пальцев у нее побелели, как тогда.

На второй день от местных женщин, работавших в гарнизонной столовой, Айдан и Леночка уже знали, сколько и кому надо дать, чтобы Сережу положили в санчасть на обследование и комиссовали по здоровью. Сумма получилась, по их меркам, астрономическая – две тысячи долларов. И где взять такие деньги, было совершенно неясно.

Вечером третьего дня, когда они проводили сутулящегося, тяжело ступающего армейской кирзой Сережу до ворот КПП и вернулись на квартиру, Айдан, отстраненно глядя в темное окно пустыми глазами, пропела почти нежно, что если денег они не найдут, то она вернется сюда, обольется бензином и спалит себя на глазах всех этих мужчин в военной форме, пусть только попробуют тогда не отпустить Сережу…

А еще Сережа дал Айдан адрес Костика и попросил пойти к его матери. Вдруг она сможет помочь сыну. Или пусть хотя бы напишет. Потому что ни разу она Костику не ответила.