Литературное чтение. 3 класс. Учебник (в 2 частях). Часть 2

Малыш учился хорошо… Он не только не отставал от других, а ещё и перегонял многих. Одно ему никак не давалось – буква «ш». Как он ни старался, всё выходило у него вместо «каша» – «каса», вместо «Маша» – «Маса». Это его очень огорчало, особенно потому, что ученики подсмеивались над ним…

Несмотря на то что Малыш жил очень далеко от школы, он приходил в школу раньше всех.

В окна… едва-едва брезжит утренний свет, а в сенях уже слышится какая-то возня – кто-то осторожно обивает сапоги о порог…

– Это ты, Малыш?

– Я, тётенька.

– Озяб?

– Не, я-то не озяб, а вот Жучка, небось, озябла, – отвечает Малыш.

Анна Михайловна, улыбаясь, говорит:

– Ах, бедная Жучка! Ну что же, впусти её, пусть погреется!

Малышу только этого и надо! Он отворяет дверь, и Жучка тихонько, повиливая хвостом в знак благодарности, прокрадывается в школу и ложится в уголке у печки…

Учительница ставила перед Малышом чашку чая с молоком и клала большой ломоть ржаного хлеба. Малыш очень любил пить чай и пил его с чувством и удовольствием, причмокивая. Хлеб он съедал весь до крошки, а сахар оставлял. Это повторялось каждый раз, и каждый раз Анна Михайловна говорила Малышу:

– Малыш, а ты опять сахар-то оставил? Возьми его себе!

– Ну что ж! – говорил Малыш и, спрятав огрызочек в карман своих полосатых штанишек, прибавлял: – Я его Дунятке отнесу.

Дунятка была самая младшая сестрёнка Малыша, и он очень любил её. Когда вместо ржаного хлеба учительница давала ему баранки, он никогда не ел их, а непременно прятал и нёс Дунятке.

– Да ты сам-то ешь, – упрашивала его Анна Михайловна. – Я тебе для Дунятки ещё дам.

– Ну, вот ещё, стану я их есть! – возражал Малыш. – Я небось и хлеба наемся: я большой, а Дунятка маленькая!

* * *

Наступили сильные холода, завыли сердитые метели и засыпали село огромными сугробами. Учеников в школе убавилось, потому что многие жили далеко от школы, у них не было тёплой одежды…

Малыш продолжал ходить в школу. Когда разгуливалась вьюга или трещал мороз, учительница оставляла мальчика в школе ночевать.

* * *

Однажды у учительницы пекли хлебы. Ещё с утра Малыш всё толковал о том, что пойдёт нынче домой, а когда сели обедать и на столе появились аппетитные ломти горячего хлеба, от которого шёл душистый пар, он решительно заявил:

– Тётенька, я мамушке горяченького хлебца отнесу! Можно?

– Ну что ж, – сказала Анна Михайловна, – вот пообедаем, и пойдёшь.

Но не успели они ещё и кашу доесть, как повалил снег, да такой густой, что в школе сразу потемнело, будто сумерки.

– Ох, Малыш! – произнесла учительница. – Погляди-ка в окно, как ты пойдёшь?

Малыш опечалился и даже ложку положил.

– Нет, тётенька, я уж пойду! Небось я дорогу-то знаю!

Анне Михайловне очень не хотелось отпускать Малыша в такую погоду. Но он так глядел на неё, так просил отпустить его, что она не могла ему отказать.

Она укутала Малыша, обвязала тёплым платком, положила ему за пазуху хлеба, и он отправился. Жучка побежала за ним, и оба исчезли в вихре белых снежинок…

Небо совсем слилось с землёю, дорогу замело, и сквозь вой ветра чуть-чуть доносились унылые звуки колокола, в который звонили для того, чтобы проезжие и прохожие не заблудились. Потом начало быстро темнеть.

«Ах, и зачем я его отпустила? – в беспокойстве думала Анна Михайловна. – Или хоть бы сама с ним пошла…»

Наконец она не вытерпела, оделась потеплее и вышла на улицу. Но на пороге глаза её засыпало снегом, а ветер чуть не сбил с ног. Идти одной было невозможно. Она зашла к соседке и попросила кого-нибудь проводить её. Вызвался сын соседки, Иван…

Им отворила сама Федосья, удивлённая и испуганная.

– Малыш где? – спросила Анна Михайловна, вбегая в избу и оглядываясь.

– Малыш? – сказала Федосья, побледнев. – Да он, как вчерась в школу ушёл, с той поры и не приходил…

Анна Михайловна от ужаса не могла слова выговорить и без сил опустилась на лавку. Федосья глядела на неё во все глаза и бледнела всё больше и больше. Вдруг она всё поняла, ударилась головой о стол и зарыдала. Дети, гревшиеся у печи, тоже подняли крик.

Анна Михайловна опомнилась.

– Что же теперь делать? – проговорила она, вся дрожа как в лихорадке. – Иван, пойдём… соберём соседей. Искать надо…

Иван побежал к соседям. В Федосьину избу стал собираться народ.

– Жалко Малыша!.. Пропал малый… Эдакая вьюга! Большой – и то собьётся с дороги, – перешёптывались они.

Вдруг в избу вбежал мальчик и сказал:

– На гумнах собака какая-то воет… Так и воет, так и воет… Страсть!

– Постой, да не Жучка ли это? – крикнул кто-то радостно.

– Может, Жучка… Ведь она с ним была!..

Народ гурьбой повалил из избы.

А вьюга всё свирепела. Снег слепил глаза, ветер заглушал голоса.

– Сенька, где собака-то воет? Ничего не слышно…

– Право, выла, – уверял Сенька. – Вы постойте, слушайте. Стой! Вон она… вон она…

Все замерли… Сквозь завывания ветра со стороны гумна до них донёсся вой…

Шли очень долго. Ноги вязли в снегу, иногда кто-нибудь падал; фонари задувало ветром…

Но вот надвинулось что-то огромное, тёмное… Это была скирда хлеба… И вой раздался совсем-совсем близко…

– Жучка, Жучка! – закричала Анна Михайловна.