Литературное досье Николая Островского

Одновременно смешно и грустно читать этот отрывок, не вошедший в книгу. Грустно от сознания того, что и сегодня немало таких же автономов петровичей, меняющих флажки и портреты на стенах в зависимости от ситуации. Разве не является для некоторых из них сегодня перестройка просто новым флажком, который можно поднять, раз надо, а потом и опустить, коль потребуется? Обрати мы на них большее внимание в то время, как это делал писатель Николай Островский, и кто знает, может, сегодня их было бы в нашей жизни хоть чуточку меньше?

Аналогичную боязнь перемены власти, когда обыватель не хочет рисковать, не хочет с оружием в руках защищать себя и других, предоставляя это делать кому-то, мы встречаем в рукописи четвертой главы второй части книги.

В пограничном городе Берездове Советская власть. Но вот приходит сообщение о приближении крупной банды, переброшенной через границу. Павел Корчагин и его товарищи берутся за оружие и спешат за околицу встретить врага, только служащий исполкома Коляско принимает для себя иное решение.

«К дверям одного из домов заячьей припрыжкой подлетел высокий длинношеий человек невесть почему в студенческой фуражке. Это был агент финотдела Коляско, молодой человек, черный, как жук, с глазами навыкате, с крючковатым, как у вороны, носом и вихлястой походкой.

Коляско, почуяв, что пахнет горелым, пользуясь тем, что все были заняты сбором, постарался в кратчайший срок отдалить себя от исполкома на возможно большее расстояние. Сейчас он спешил укрыться у себя в комнате, которую он получил по ордеру в доме одного бакалейного торговца.

Коляско награждал дверь градом ударов, но у хозяев не было ни малейшего желания пускать в дом своего неблагодарного жильца. Этот Коляско мало того, что влез нахалом в дом, да еще взял и донес в финотдел о настоящей сумме оборота хозяина, так что бакалейщику пришлось выложить на стол еще восемнадцать червонцев, которые он уже считал своими. Но как его не пустить, когда он собирается двери выламывать?

Жена торговца, злая, как фурия, местечковая чемпионша по скандалам и руготне, не выдерживает этого стука, подскакивает к двери и отбрасывает тяжелый крючок.

– А чтоб вам по гробу дети так стучали. Что за паскудный человек. Какой вам трясун здесь нужно? А не уберетесь ли вы к чертовой матери, пока я вам сковородкой по голове не стукнула? – бешено брызжа слюной, зловеще зашипела на финагента мегера, готовая вцепиться когтями в ненавистного финотдельщика. Она стояла в дверях, преграждая ему дорогу.

Коляско, неспокойно оглядываясь назад, заговорил своей бессвязной скороговоркой. Слова булькали в его горле, словно он пил из бутылки, запрокинув голову:

– Тут, понимаете ли, банду ожидают. И-к! Говорят, что в соседнем исполкоме вырубили всех служащих, но я хоть человек маленький, – Убирайтесь из моего дома! Никуда я вас не пущу.

Через площадь проскакал к исполкому Лисицын. Это еще больше напугало Коляско. Он не давал закрыть дверь, пытаясь проникнуть в дом».