Читаем Литературное наследие полностью

Литературное наследие

Облака, как белые гондолы Лучезарных голубых лагун… Стаял снег и зеленеют долы, Отовсюду слышен звон веселый, Звон весенних серебристых струн. Сны зимы растаяли, как иней, Словно иней — верба зацвела… Даль одета вуалеткой синей, Стерта резкость, стерта четкость линий, Всюду дымка легкая легла! Взоры женщин ласковей, бездонней, И пьянят тревожнее вина… От истомы замирая, стонет Наше сердце… В голубой короне Шествует красавица Весна! Вешний ветер вьется, куролесит, Оживает пробужденный лес… В эти миги даже старец весел, И повсюду на “Христос воскресе!” Слышим мы: “Воистину воскрес!”

1931. № 96 (3298), 12 апр. С. 1;

подпись: “Н. Арсеньев”.

НА МОГИЛЕ

Вечная память и вечный покой. Звон похоронный, печальное пенье… Крестит священник дрожащей рукой Гроб — обиталище вечного тленья. Лица склонились и плачут глаза… Благоухание ладана. Стоны. А над могилой — небес бирюза, Липы зеленые, тихие клены. Голубь серебряный носится там, Голубь, — он символ бессмертного духа, Он от земли полетел к облакам, Маленький, точно блестящая муха. Выше и выше! Над облаком. Над Солнцем, сливаясь с лучистой короной! Взмахи кадильные робко звенят. Лица склоненные. Возгласы. Стоны… Люди хоронят умерших. В слезах Гроб опускаем в могильную прорубь. Что же возносит на белых крылах Ласковый, радостный, огненный голубь? Душу уносит блестящий летун В небо, над ним, — в голубую пучину! Смерть проповедует — трус или лгун, Мы же, поэты, не верим в кончину. Ладан — печаль опаленных сердец. Лица склоненные. Тихое пенье. Скрыто безумие в слове конец, Если не верить в сигнал воскресенья.

1931. № 246 (3448), 12 сент. С. 4.

Ст-ние посвящено памяти Владимира Алексеевича Казем-Бека (14.02.1892, Казань — 4.08.1931, Харбин), “доктора-бессребреника”; умер, заразившись дифтерией от больной девочки. Имя Казем-Бека было присвоено двум харбинским больницам.