«Пропасть, разделяющая людей, гораздо глубже любой реальной пропасти» 13
, – хорошо знает Э. Левинас. Эту пропасть нельзя уничтожить или нейтрализовать. Но нельзя уничтожить и то человеческое, что восстает из собственных руин в качестве странности непостижимого. Утверждение о прорывах человеческого сквозь «варварство бытия» – это не утопия, а, наоборот, антиутопическая надежда, которую утверждает человек, переживший Освенцим: «…пронзительный опыт человечества учит нас в XX веке, что голод и страх способны сломить любое человеческое сопротивление и любую свободу. В этом человеческом убожестве, в этом могуществе, которое вещи и негодяи имеют над человеком, в этом скотстве – во всем этом не приходится сомневаться. Но быть человеком – это знать, что все это именно так. Свобода состоит в знании, что свобода находится в опасности. Но знать или отдавать себе отчет в этом значит иметь время, чтобы избежать и предотвратить мгновение бесчеловечности. Постоянно откладывать час предательства – в этом та почти неразличимая разница между человеком и не человеком, которая предполагает незаинтересованность доброты, желание абсолютно Иного или благородство, которое есть размерность метафизики» 14 . Непостижимая способность человека обращать варварство в смысл основывается на диалогическом бытии в общении с будущим без себя, в общении лицом к лицу с абсолютно Другим, в общении, позволяющем предпочесть речь войне. Философско-филологичес-кое осмысление литературного творчества Достоевского было одним из основных источников формирования этих идей Э. Левинаса.Примечания
1.
2. См.
3.
4. Литературное наследство. Т. 83. Неизданный Достоевский. Записные книжки и тетради 1860—1881 гг. М., 1971. С. 173—175.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11. Там же. С. 359.
12.
13.
14.
"Тень реальности " или " духовный поступок ": произведение искусства в свете философской критики Э. Левинаса
Одним из очень выразительных примеров радикальной критики искусства с позиций философии диалога является опубликованная в 1948 году статья Э. Левинаса «Реальность и ее тень» 1
. Основные идеи и направления этой критики могут быть обобщены и представлены в таких резюмирующих утверждениях: 1) искусство состоит в замене бытия его образом, а образ этот есть «идол»; 2) мир, который нужно завершить, заменяется в произведении искусства существенным завершением своей тени; 3) в такой подмене реальности проявляется не равнодушие содержания, а безответственность, в которой более всего обнаруживается глубинная недостаточность художественного идолопоклонства; 4) произведение – завершение тени – обособлено, отделено от мира, находится за его пределами, оно не призывает к началу диалога; 5) магия, везде считающаяся прерогативой дьявола, пользуется в поэзии непостижимым снисхождением. Тайна бытия – это не его миф, но миф заменяет тайну. Мы находим успокоение в том, что вне призыва понять и действовать мы погружаемся в ритм реальности, которая добивается лишь ее допущения в книгу или картину. В эстетическом наслаждении есть что-то злое, эгоистичное и трусливое. Есть эпохи, когда это особенно постыдно, как пир во время чумы.