Литературное произведение: Теория художественной целостности

Раскрытие глубинных связей поэта с текстом, им создаваемым, по словам свойств поэта и текста… Изучая текст, исследователь учится понимать и поэта… У текста и поэта – одна мера и одна парадигма. И это – поэтика, наиболее непосредственно и надежно отсылающая к двум пересекающимся «эк-тропическим» пространствам – творца и творения" ⁷ .

Интересно, что в статье, опубликованной через два года, В. Н. Топоров аналогичным образом говорит о внутренних связях художественного творения с установкой на его восприятие, которое позволяет «выявить максимум формообразующих элементов и уяснить и усвоить себе всю возможную полноту соединяемых с ними смыслов… Сама эта связь „непосредственного“ творца с тем, что „выше“ его, с вне его находящимся источником творческой „сверх-силы“ и с тем, что „ниже“ его, зрителем или читателем… помещает всех троих в единое пространство творения, хотя роли каждого из них разные, и превращает их в своего рода органы некой свыше идущей инспирации и/или вынуждает их испытывать жажду иного, другого как собеседника, потребность в нем, как и вообще в расширении проективной сферы творческого духа в надежде на возрастание творения – открытие новых, до того скрытых, точнее, еще не родившихся смыслов» ⁸

Не знаю, что здесь является более адекватным представлением: иерархическая вертикаль разных целых или внутренние соотношения в каждом из них, но в любом случае несомненно, что разные целые встречаются в этом едином пространстве и многое, вроде бы несоединяемое, соединяется в нашем «что» – в произведении искусства. В нем, по словам одного из интересных интерпретаторов происхождения искусства антрополога и философа Я. Я. Рогинского, «человек убеждается в несомненности того, чего не может быть. Например, в том, что скорбь о смерти совпадает с гармонией чисел. Но разве это не траурный марш» ⁹ .

Литературное произведение являет не менее удивительные и даже таинственные совпадения и связи: например, рифмы как звукового повтора и как «эха», «отзыва» или даже «вести о спасении», как в стихотворении Баратынского:

... Своею ласкою поэта
Ты, рифма! радуешь одна.
Подобно голубю ковчега,
Одна ему, с родного брега
Живую ветвь приносишь ты.
Одна с божественным порывом
Миришь его своим отзывом
И признаешь его мечты.

Конечно, слово Я. Я. Рогинского «совпадает» здесь не совсем точно. Материя текста и существование или осуществление смысла не могут совпадать, тем более оказываться чем-то тождественным, одним и тем же. Они едино-различны, единораздельны и – обращены друг к другу. «Отделка стихов» на «необитаемом острове», «рифмовка» безысходно разделяющихся жизненных противоположностей сосредоточивает в себе и осуществляет у Баратынского энергию мыслящего человека, углубляющегося в разрывы, контрасты бытия, заставляя их откликнуться друг другу, оказаться в общении. Интересно, что именно бытие-общение оказывается средоточием «моих стихов» Баратынского в одном из самых известных его произведений:

Мой дар убог и голос мой не громок, Но я живу и на земле мое Кому-нибудь любезно бытие: Его найдет далекий мой потомок В моих стихах; как знать? душа моя Окажется с душой его в сношенье…

Стиховые ритмико-интонационные связи присоединяют «в моих стихах» и к предшествующей и к последующей фразам, так что бытие поэта и сношение душ образуют единое (или единораздельное) стиховое слово.

Здесь, по-моему, можно увидеть одну из самых важных характеристик нашего «что». Я имею в виду смыслообразующее бытие-общение в том, что М. М. Бахтин определял как произведение в его событийной полноте, о чем уже шла речь в предыдущих разделах книги.

Конечно, это отношение-общение многих разных целых отличается от того, что У. Эко называл "ужасающе гомогенным архипелагом «деконструк-тивизма» ¹⁰ . Но в то же время и, казалось бы, предельно гомогенное и однородное «ничего, кроме текста» Ж. Дерриды в развертывании предстает как однородная множественность, в каждом моменте которой главным является не различие чего-то определенного, а различение в неопределимом никакой стабильностью движущемся отношении: «Цель анализа состоит не в том, чтобы поменять местами ценности бинарной оппозиции, а скорее в том, чтобы нарушить или уничтожить их противостояние, релятивизировав их от-ношения» ¹¹ .

Релятивизируются отношения и между гомогенностью и гетерогенностью, так что всеохватывающий и всеобъемлющий текст характеризует, по словам Г. К. Косикова, «инаковость, сосуществование множества не тождественных друг другу, но вполне равноправных смысловых инстанций», которые «оставляют друг на друге следы, друг друга порождают, друг в друге отражаются» ¹² . Таким образом, «ничего, кроме текста» – это и сплошная однородность, и сплошное различение – различение и действительности текста, и действительности в тексте, и реальности, и ее осознания, рефлексии.