Литературные герои на улицах Петербурга. Дома, события, адреса персонажей из любимых произведений русских писателей

Но беспокойство о семье не оставляет его. «Милый друг мой, – пишет он жене, – я в Болдине со вчерашнего дня – думал здесь найти от тебя письма, и не нашел ни одного. Что с вами? здорова ли ты? здоровы ли дети? сердце замирает, как подумаешь. Подъезжая к Болдину, у меня были самые мрачные предчувствия, так что, не нашед о тебе никакого известия, я почти обрадовался – так боялся я недоброй вести. Нет, мой друг: плохо путешествовать женатому; то ли дело холостому! ни о чем не думаешь, ни о какой смерти не печалишься».

В тот раз вместе с «Медным всадником» написаны поэма «Анджело», «Сказка о рыбаке и рыбке», «Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях», уже упомянутая «Пиковая дама» и ряд стихотворений, а также он закончил «Историю Пугачева».

«Большое видится на расстоянии», – говорит нам пословица. Но расстояние еще и помогает обобщать, мифологизировать. И если в «Пиковой даме» карточная игра становится метафорой коварной в своей непредсказуемости жизни, то в «Медном всаднике» сам Петербург становится метафорой, только чего? Снова жизни, а вернее, неустанных попыток человека взять ее под контроль, попыток, заранее обреченных на поражение? Или власти, бросающей вызов хаосу и попутно перемалывающей своими жерновами судьбы маленьких людей? Каждый читатель, как водится, решает сам.

* * *

В «Медном всаднике» три главных героя. Первый – бедный чиновник Евгений («Мы будем нашего героя / Звать этим именем. Оно / Звучит приятно; с ним давно / Мое перо к тому же дружно»).

Мы знаем, что авторы «сентиментальных повестей» выбирали своими героями «бедных, но честных» крестьян, авторы «светских повестей» – развращенных и разочарованных аристократов, а если чиновник и появлялся на их страницах – то только как предмет сатиры. Пушкин, туманно намекнув на весьма знатное происхождение Евгения (недаром, в частности, он носит имя, в переводе в греческого означающее «благородный» в самом прямом значении этого слова – т. е. «происходящий из хорошего рода»), сделал своего героя, который вовсе не пытается пробиться в высший свет, а «Живет в Коломне, где-то служит, / Дичится знатных и не тужит. / Ни о почиющей родне, / Ни о забытой старине» романтичным, трогательно влюбленным, лелеющим чистые мечты о тихом семейном счастье с любимой девушкой и кучей детишек. Интересно, что в черновой редакции поэмы были и такие строки:

Жениться можно, я устрою
Себе смиренный уголок,
И в нем Парашу успокою.
Подруга, садик, щей горшок,
Да сам большой, чего мне боле?

Знакомые мечты, не так ли?

И одновременно Евгений думает о том, что «должен был себе доставить и независимость, и честь», но добиться их он собирается «трудом», что никогда бы не пришло в голову Онегину.

Евгений, как уже было сказано выше, «живет в Коломне». Там же, кстати, жили не только знакомая нам уже семья из «Домика в Коломне», но и герой гоголевского «Портрета». А где живет Параша? Где-то на окраине города, «почти у самого залива». Скорее всего, на Васильевском острове, в районе Галерной гавани.

Вот как описывает этот район в своем очерке Иван Панаев (очерк написан в 1840 году), то есть со времен создания «Медного всадника» изменилось немногое): «Мы отправимся по Большому проспекту Васильевского острова. Васильевский остров – это особый город в городе, не похожий на остальной Петербург. Он весь в зелени, в садах и в бульварах, как Москва. Аристократическая часть Васильевского острова – это его великолепная набережная, и так называемая Первая линия – его Невский проспект. На одном конце его – Биржа с своим великолепным портиком и монументальными маяками; на другом – Галерная гавань с своими полусгнившими и покрытыми мохом и плесенью домишками; на одном конце – счастливцы, кушающие устрицы в биржевых лавках и запивающие их шампанским; на другом – люди, не имеющие, может быть, и насущного хлеба – контраст, к которому все мы, впрочем, пригляделись и который беспрестанно встречается в жизни не на одном Васильевском острове…

…Каким-то миром и спокойствием охватывает вас, когда вы углубитесь в линии Васильевского острова, подальше от Биржи и Первой линии. Глядя на эти небольшие, красивые и чистенькие деревянные домики с садами или на эти каменные дома, отделанные с английскою прочностию, тщательностию, красотою и комфортом, с медными дощечками на дверях, блестящими, как золото, – вы невольно полагаете, что в них обитают самый строгий порядок, самая благоразумная расчетливость; что здесь не бросают безумно денег, как у нас в Морской или на Невском; не живут на авось и не ставят последней копейки ребром, чтобы только пустить в глаза пыль своему ближнему. Эти дома и домики принадлежат по большей части иностранцам, – людям, помаленьку скопившим себе капиталы трудом, знающим цену деньгам