Литературные герои на улицах Петербурга. Дома, события, адреса персонажей из любимых произведений русских писателей

2 февраля 1830 года Гоголь пишет матери из Петербурга: «Месяц назад я был нездоров, но теперь поправился, слава Богу. Снова хожу каждый день в должность и в силу, в силу перебиваюсь. Еще недавно взял у Андрея Андреевича[22] сто пятьдесят рублей на обмундировку. Думал, что останется что-нибудь в присоединение к моему содержанию; напротив, еще должен прибавить. Жалованья получаю сущую безделицу. Весь мой доход состоит в том, что иногда напишу или переведу какую-нибудь статейку для гг. журналистов, и потому вы не сердитесь, моя великодушная маменька, если я вас часто беспокою просьбою доставлять мне сведения о Малороссии или что-нибудь подобное. Это составляет мой хлеб. Я и теперь попрошу вас собрать несколько таковых сведений, если где-либо услышите какой забавный анекдот между мужиками в нашем селе, или в другом каком, или между помещиками. Сделайте милость, описуйте для меня также нравы, обычаи, поверья. Да расспросите про старину хоть у Анны Матвеевны или Агафьи Матвеевны[23]: какие платья были в их время у сотников, их жен, у тысячников, у них самих, какие материи были известны в их время, и все с подробнейшею подробностью; какие анекдоты и истории случались в их время смешные, забавные, печальные, ужасные. Не пренебрегайте ничем, все имеет для меня цену. В столице нельзя пропасть с голоду, имеющему хотя скудный от Бога талант».

Из этого письма видно, как в духоте и пыли петербургских департаментов рождался замысел «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Вероятно, Гоголю очень хотелось хоть в мечтах вдохнуть теплый, ароматный, живительный воздух родной, любимой Малороссии. И оказалось, что он обладает даром передавать эту любовь своим читателям. «Вечера на хуторе» принесли Гоголю известность, ввели его в круг литераторов, познакомили с Пушкиным, вырвали из заточения государственной службы. А бесталанный Акакий Акакиевич так и остался вечным узником департамента («Ничего нет сердитее всякого рода департаментов», – замечает Гоголь в первых строках повести), вечным титулярным советником, который никогда не поднимется на следующую ступеньку «Табели о рангах», дающую наследственное дворянство и существенную прибавку к зарплате, вечным предметом насмешек молодых чиновников. Заметим, однако, что ему удалось дойти до максимально доступного для него чина. Я хотела сначала написать «добиться», но Акакий Акакиевич ничего не добивался – он просто обожал механически переписывать буквы, а дальше его карьера шла сама собой. «Один директор, будучи добрый человек и желая вознаградить его за долгую службу, приказал дать ему что-нибудь поважнее, чем обыкновенное переписыванье; именно из готового уже дела велено было ему сделать какое-то отношение в другое присутственное место; дело состояло только в том, чтобы переменить заглавный титул да переменить кое-где глаголы из первого лица в третье. Это задало ему такую работу, что он вспотел совершенно, тер лоб и наконец, сказал: „Нет, лучше дайте я перепишу что-нибудь“. С тех пор оставили его навсегда переписывать», – рассказывает Гоголь. Такой вот непритязательный герой.

Впрочем, так ему буквально на роду написано. Недаром странно и смешно звучащее для нашего уха имя Акакий означает в переводе с греческого «не делающий зла, кроткий, безлобный». А разве кроткому человеку под силу не то чтобы пробиться во власть, а хотя бы отпугнуть своих мучителей?

* * *

Вот еще одно из писем юного Гоголя матери: «Петербург мне показался вовсе не таким, как я думал. Я его воображал гораздо красивее, великолепнее, и слухи, которые распускали другие о нем, также лживы. Жить здесь не совсем по-свински, то есть иметь раз в день щи да кашу, несравненно дороже, нежели думали. За квартиру мы платим восемьдесят рублей в месяц, за одни стены, дрова и воду… Съестные припасы также недешевы… В одной дороге издержано мною триста с лишком, да здесь покупка фрака и панталон стоила мне двухсот, да сотня уехала на шляпу, на сапоги, перчатки, извозчиков и на прочие дрянные, но необходимые мелочи, да на переделку шинели и на покупку к ней воротника до восьмидесяти рублей». Обратим внимание: Гоголь платит восемьдесят рублей за переделку шинели и новый воротник, те же восемьдесят рублей – все, что накопил за долгие годы Акакий Акакиевич, сидевший ради этого без чая и свечей, – он выложил за новую шинель, и ясно, что это – последняя обновка в его жизни, больше ему не скопить таких денег. Воротник он мечтал сделать из куницы, но оказалось дорого, пришлось из кошки. Интересно, какой был воротник у шинели Гоголя?

Как жить в таком городе бедному человеку? Съежиться, стать совсем незаметным и стараться не замечать то, что происходит вокруг, чтобы не удивляться его контрастам и парадоксам и не травить лишний раз себе душу.