Огромная тема, для которой не нашлось соразмерных летописцев, – заселение Дальнего Востока крестьянами из Центральной России, с Украины, из Белоруссии, Сибири. Первые переселенцы ехали в Приморье месяцами и годами. С 1880-х годов действовала пароходная линия Доброфлота Одесса – Владивосток, в начале ХХ века построили Транссиб. Переселенцы попадали в приморскую тайгу, где гуляли тигры, извивались лианы, росли виноград и пробковое дерево. Одни думали найти здесь обетованный рай – заветное Беловодье, другие везли с собой камни в качестве гнёта для капусты – вдруг в той земле даже камней нет…
Дальневосточного «Тихого Дона» обо всём этом так и не появилось, хотя тему разрабатывали ряд авторов, включая Александра Фадеева, Ивана Басаргина, Николая Задорнова. Множество сюжетов ненаписанных романов о русских судьбах рубежа XIX – ХХ веков рассыпано и по арсеньевским страницам.
Например: река Арзамасовка, посёлок Фудин. Здесь живут четыре семьи – «самые первые переселенцы из России». «Привезли их сюда в 1854 году и высадили в заливе Ольги, предоставив самим устраиваться кто как сможет». Поселились у моря, потом откочевали в долину Вай-Фудина. Хлеб смыло наводнением. Нанялись работать к китайцам за фунт чумизы в день. Старики долго не могли привыкнуть к новым местам, зато молодые приспособились, занялись охотой. Некрасов, пишет Арсеньев, воспел крестьянина, убившего 40 медведей, а здешние братья Пятышкины и Мякишевы убили каждый более 70 медведей. «Затем следуют Силины и Воровы, которые убили по нескольку тигров и потеряли счёт убитым медведям». Некто Кашлев, «Тигриная Смерть» – среднего роста, сухощавый, застенчивый мужичок: «Убить зверя нетрудно, ничего хитрого тут нет, хитро его только увидеть…» Есть и такие, кто ловит тигров живьём.
Крестьянин Пятышин открыл в Ольге торговлю, но, будучи добрым и доверчивым человеком, раздал в кредит весь товар и разорился. Занялся рыбалкой – унесло невода. Добывал морскую капусту – рабочие-китайцы получили задаток и разбежались. Взялся за лес – смыло наводнением. Начал строить кирпичный завод – сбыта не было. Ломал мрамор, выжигал известь, строил дома, снова рыбачил… «Ни на кого не жаловался, винил только судьбу и продолжал с ней бороться».
Сам Арсеньев считал главными направлениями своей научной работы этнографию и археологию. Его учителями и корреспондентами стали такие заметные учёные, как этнограф Лев Штернберг, флорист Николай Александрович Пальчевский[242]
, генерал-губернатор Приамурья Николай Львович Гондатти[243] (он был и этнографом), археолог Пётр Кузьмич Козлов[244], географ Григорий Николаевич Потанин[245], этнограф и литератор Елпидифор Иннокентьевич Титов[246]… Человеку без академического образования и учёной степени, Арсеньеву было особенно важно профессиональное признание. Вот почему он так болезненно переживал выпады Альберта Николаевича Липского[247] (он же Григорий Дмитриевич Куренков) – «этнографа в штатском», участника одного из походов Арсеньева и яростного его недоброжелателя.Всерьёз об Арсеньеве как об этнографе заговорили после экспедиции 1908–1910 годов и поездки в Петербург, где сообщениями Владимира Клавдиевича заинтересовались видные учёные – Пётр Петрович Семёнов Тян-Шанский[248]
, Василий Васильевич Радлов[249], Сергей Фёдорович Ольденбург[250], Юлий Михайлович Шокальский[251]. Арсеньева избрали действительным членом Императорского русского географического общества (ИРГО), причём рекомендации дали секретарь общества географ Андрей Андреевич Достоевский[252] (племянник писателя) и полиглот, этнограф, путешественник Анатолий Николаевич Гудзенко[253]. Арсеньев выступил с докладами «Китайцы в Уссурийском крае» и «Орочи-удэхе», за которые получил Малую серебряную медаль ИРГО. Штабс-капитана представили императору, осмотревшему его коллекции на выставке в Русском музее (литератор, этнограф Марк Константинович Азадовский[254] вспоминал: «Арсеньеву было приказано убрать с выставки все черепа, кости и все предметы, связанные с культом погребения, так как Николай II терпеть не мог всяких упоминаний о смерти»).Этнографические интересы Владимира Арсеньева не ограничивались Приморьем – он хотел распространить свои исследования до островов Ледовитого океана. Но всё-таки главным делом своей жизни учёный называл «Страну Удэхе». Эта монография потеряна; таинственное исчезновение рукописи породило множество гипотез и домыслов.