Читаем Литературные воспоминания полностью

достойна не менее внимания, чем и история ее возникновения и влияния в

обществе. За протестом московских друзей против исключительного европеизма

Белинского последовал раскол в самом московском отделе западников. Оба

главнейшие его представителя, Герцен и Грановский, разошлись по вопросам, возникшим в конце концов на почве той самой западной цивилизации, явлениями

которой они так занимались. Толчок к новому подразделению партии дали уже

идеи социализма и связанный с ними переворот в способе относиться к

метафизическим представлениям. Самые первые проблески этого разногласия

между друзьями оказались опять в Соколове, хотя разгар спора, со всеми его

последствиями, относится уже к следующему, 1846 году. Позволяю себе

остановиться теперь же на этой подробности, которая, в различных видах и

формах, повторялась и во многих других кружках и отделах нашего

«западничества».

Кому не известно, что, собственно, русский социализм или то, что можно

назвать народными экономическими представлениями, заключался в очень ясных

и узких границах, состоя из учения об общинном и артельном началах, то есть из

учения о владении и пользовании сообща орудиями производства. В этом

скромном, ограниченном виде, данном всей нашей историей, русский социализм

и был поставлен впервые на вид славянофилами, с прибавкой, однако ж, что он

может служить не только образцом экономического устройства для всякой

сельской и ремесленной промышленности, но и примером сочетания

христианской идеи с потребностями внешнего, материального существования

[228]. На эту-то прибавку именно западники наши и не согласились: они

отвергали ее самым положительным образом, признавая, что русская община

спасает интересы народа в настоящую минуту и дает ему средство бороться с

несчастными обстоятельствами, его окружающими, но за общинным владением

они не признавали никакого всесветного экономического принципа, который мог

бы быть годен для всякого хозяйства. Временное значение артели и общины

западники подтверждали примером точно таких же установлений, являвшихся у

всех первобытных народов, и думали, что с развитием свободы и благосостояния

русский народ и сам покинет эту форму труда и общежития. Убеждения эти

принадлежали и современной им политико-экономической науке, которая вместе

с ними признавала общин-ный порядок производства ценностей и равномерного

распределения земли и орудий труда не более как мероприятием против голода со

стороны нищенствующего, младенчествующего народного быта и не позволяла

питать никаких надежд на приобретение им в будущем какого-либо

политического или экономического значения. В таком виде представлялся

западникам «русский социализм». Совсем в другой форме явился перед ними

новый «европейский социализм». Начать с того, что он открывал блестящие

193

перспективы во все стороны и развертывал перед глазами лучезарную,

фантастически освещенную даль, которой и границ не было видно. Как уже было

сказано, европейские социальные теории изучались тогда очень прилежно, но из

самых теорий этих получались только более или менее хорошо связанные и

размещенные коллекции неожиданных, изумляющих и подавляющих афоризмов.

Европейский социализм того времени не стоял еще на практической и научной

почве, а только разработывал покамест нечто вроде «видений» из будущего строя

общественной жизни, которую он сам рисовал по своему произволу.

Существенной частию его содержания была ожесточенная критика всех

экономических уставов и действующих религиозных верований и убеждений, которая служила ему способом очистить самому себе место в умах: она и давала

ему сильно намеченный, боевой характер. И в каких энергических словах

выразился этот характер! Уже не говоря о пресловутом восклицании Прудона —

la propriete c'est Ie vol* [собственность — это кража (франц.)],— о не менее

знаменитом изречении портного Вейтлинга: «Нам предоставлен только один вид

свободного труда — грабеж»,— сколько было еще других, тоже ослепляющих и

оглушающих тезисов тогдашнего молодого социализма, над которыми

приходилось работать его неофитам [229]. «Торговля и сословие купцов, ею

созданное, не что иное, как паразиты в экономической жизни народов»;

«результаты коллективного труда рабочих достаются даром патрону, который

всегда оплачивает только единичный труд»; «правильная ассоциация

распределяет работу по силам каждого, а вознаграждение по нуждам его»;

«способности рабочего не дают ему права на большую долю вознаграждения, будучи сами даром случая»; «искусство и талант суть уродливости нравственного

мира, схожие с уродливостями физическими, и никакой оценки и оплаты не

заслуживают»; «рабочий имеет такое же право на произведенную им ценность, как и заказчик ее»; «цивилизация Европы есть прямое порождение праздных ее

сословий» — и так далее и так далее. Я привел здесь только тезисы и положения

нового социализма, какие попали под перо, но их было множество, и все они

раздражали воображение гораздо более, чем целые системы этого же

направления, вроде систем Сен-Симона или Фурье, так как у первого

иерархический характер учения, а у второго искусственная гармония

Перейти на страницу:

Похожие книги

След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное