Литературные воспоминания

торжества, сосредоточенного в этой местности. Днем неслись передо мною

кареты и коляски с пестрыми господами в перьях и золоте, с госпожами, разряженными в пух, стуча по мостовой; мелькали мундиры, ленты, аксельбанты

в неописанной суете, которая на измученный организм производила род тяжелого

кошмара. Квартира была почти всегда пуста, братья беспрестанно находились на

службе. На воспаленные глаза болезненно действовала сама великолепная осень, стоявшая в то время на дворе. Ночью, в бессоннице, слышал я протяжные крики

часовых, расставленных по всем углам. Тогда была роскошь на гауптвахты и

часовых. С первыми лучами дня подымался опять весь чиновный и придворный

люд, стонала земля, метались люди, производя что-то такое, что понять было

трудно тогда усталому моему мозгу. Помню хорошо только две сцены. Проезжал

мимо моих окон император, с кем-то из генерал-губернаторов, провожаемый

неистовыми кликами толпы. На подножке его коляски стоял ободранный

мужичок и, несмотря на повелительные жесты императора, видимо не хотел

покинуть места, держался одною рукою за откинутый верх коляски, а другою все

крестился, все крестился, пуча глаза и раскрывая рот. В другой раз рано утром

прискакало троек шесть или семь и остановились у подъезда ордонансгауза. В

каждой тележке сидело по одному жандарму и по одному поляку. Помню одного

молодого человека, с длинными волосами, озиравшегося кругом с выражением

сильного любопытства, между тем как жандарм его рысью побежал в

канцелярию, вероятно расписаться в прибытии. Тележки простояли минут десять

около подъезда и тотчас ускакали далее.

Выздоровев в октябре месяце, я вместе с братом Федором, получившим

отпуск, уехал в Петербург в мальпосте. Москва уже опустела и опять затихла.

Зима 1851—1852 года в Петербурге. Я пишу свои воспоминания на память, не справляясь с книгами и документами. Теперь уже прошло много времени, и

380

некоторые второстепенные подробности, может быть, стоят у меня несколько

прежде или несколько позднее, чем в самом деле случилось, но главные и общий

характер годов этих сохранены в точности записками.

Тургенев, приехавший на осень из деревни, останавливается в Малой

Морской, в квартире госпожи Дюме, откуда его и взяли на съезжую [504].

Человек этот выработывал себе нравственный характер с чрезвычайным трудом.

Он явился из Парижа такой амальгамой любезнейших качеств души и ума с

ребяческими пороками — лжи, кокетничанья собою и вранья при всяком случае, что не давал возможности остановиться на себе с определенным чувством и

определенным суждением. Мы были тогда далеко не друзьями; одно время он

даже положительно возымел отвращение ко мне, благодаря моей нескрываемой

подозрительности к каждому его слову и движению и особенно к тем, которым он

хотел придать вид искренности и увлечения. Я был груб и не прав перед ним; он

мстил мне насмешками и эпиграммами, что было только неприятно по радости, которую доставляло общим противникам нашим. Только после многих годов

сменяющегося благорасположения и холодности мы поняли, что есть какая-то

непреодолимая связь, мешающая нам разойтись хладнокровно в разные стороны.

Так или иначе, всякий раз мы возвращались друг к другу с заметной радостью, чтоб опять начать старую историю горького высматривания истин друг друга, пока года и успехи в свете и литературе не сделали его гораздо спокойнее

относительно себя выставления, а у меня те же годы и жизненная усталость не

отбили дерзкой, ничем не оправдываемой охоты к глумлению над людьми.

Впрочем, ни он не освободился вполне от тайного индифферентизма,

дозволяющего невинное предательство друзей при случае и потворство

безобразию знакомых, почему-либо занимательных ему или нужных, ни я не

освободился окончательно от наклонности считать пустяками чужую душу и

относиться к ней с молодечеством. Такова исповедь: у обоих нас исправление

идет медленно и вряд ли когда завершится.

УСЛОВНЫЕ ОБОЗНАЧЕНИЯ

Анненков и его друзья — «П. В. Анненков и его друзья», СПб. 1892.

Белинский — В. Г. Белинский, Собрание сочинений в тринадцати томах, изд. Академии наук СССР, 1953—1959.

Воспоминания и критические очерки — «Воспоминания и критические

очерки. Собрание статей и заметок П. В. Анненкова», отд. I—III, СПб. 1877—

1881.

Герцен — А. И. Герцен, Собрание сочинений в тридцати томах, изд.

Академии наук СССР, тт. I—XX, 1954—1960.

Гоголь — Н. В. Гоголь, Полное собрание сочинений в четырнадцати томах, изд. Академии наук СССР, 1937—1952.

381

Гоголь в воспоминаниях — «Н. В. Гоголь в воспоминаниях

современников», Гослитиздат, 1952.

ЛН — «Литературное наследство».

Стасюлевич — «М. М. Стасюлевич и его современники в их переписке», т.

Ill, СПб. 1912.

Тургенев — И. С. Тургенев, Собрание сочинений в двенадцати томах,

Гослитиздат, 1953—1958.

Примечания

После смерти П. В. Анненкова его основные мемуарные работы в

различном составе под условным названием «Литературные воспоминания»

публиковались дважды — в 1909 г., С.-Петербург, и в 1928 г., Ленинград, издание

Academia, редакция и примечания Б. М. Эйхенбаума.