Переправа с помощью зеркала условна - и, вместе с тем, реалистична: это, быть.может, первый в истории мировой культуры случай художественного пророчества на жюльверновский лад. Порождая пресловутый эффект присутствия, сказочное зеркало показывает картины происходящего в другом мире, транслирует портреты далеких красавиц, берет у них интервью, налаживает межконтинентальные мосты, словом, проделывает работу, отведенную эпохой научно-технической революции телевидению. Подозреваю, что сегодняшнего читателя эти изобразительные эффекты поражают куда больше, чем стародавнего,- в эпоху "доисторического материализма" они воспринимались как фантастика, как типичные фольклорные фокусы, а сейчас - как прогноз лаборатории по новейшим видам волновой связи.
Между тем истинную сенсацию сказочное зеркало создает, если поразмыслить, не в технике, не в науке, не в квантовой физике и электромагнетизме, а все в той же сказке, на очередном витке ее развития, когда изящная словесность приобщает ее к сонму своих жанров.
Сказка открывает принципиально новые возможности эпического повествования: показывать невидимое - и обнажать, обнаруживать внутреннее, психическую жизнь героя. Пусть неполно, односторонне, через мечту или опасение, то есть через проекции сознания в будущее. А это ведь очень много, потому что на стыках настоящего с будущим появляется рефлексия.
Переправа в зеркале - переправа в уме. Ее можно, стало быть, толковать как план, прикидку кампании, а не как реальное путешествие. И тогда главным в этой переправе окажутся не преодоленные огромные расстояния, а новый принцип их преодоления, универсальный, повергающий ниц любые препятствия: пропасти, реки, пожары, горы.
Зеркало, с одной стороны,- как бы волшебное средство, палочка-выручалочка, заряженная волшебной энергией неведомого, стрелка, переводимая потусторонним стрелочником. А с другой стороны - праздник ловкого и сильного человеческого интеллекта, коему все по плечу - и грозные преграды особенно: их так радостно сокрушать.
Волшебное зеркальце, наделенное телевизионным талантом,- всего лишь один из поворотов нашей темы. Указатель Стиса Томпсона, как мы помним, приписывает зеркалу ряд других сюжетных возможностей. Чтоб не быть голословным, покажу на конкретном примере, сколь они, эти возможности, многочисленны.
Вот частичка комментария к белорусской записи, обозначаемой индексом AT 709 по системе Аарне - Томпсона:
"Сюжет распространен повсеместно в Европе, его варианты учтены в AT также в ближневосточном (турецком), африканском и американском (записи, сделанные на испанском языке от американцев европейского происхождения и от негров) фольклорном материале. Русских вариантов - 27, украинских - 23, белорусских - 4. Подобные сказки встречаются и в фольклоре неславянских народов СССР, например, в башкирском... осетинском... карельском... Формирование этого сюжета прослеживается в древности. Некоторые его мотивы известны по "Тысяче и одной ночи" и шекспировскому "Цимбелину"... Первая сказка о волшебном зеркальце и мертвой царевне была опубликована в сборнике Базиле "Пентамерон"... Особенную популярность получила сказка бр. Гримм "Белоснежка". Как доказывает М. К. Азадовский (Литература и фольклор. Л., 1933, с. 75-84), она послужила источником пушкинской "Сказки о мертвой царевне и семи богатырях" наряду с первой русской публикацией сказки этого типа в сборнике Погудка... и с записью народной сказки, сделанной А. С. Пушкиным... Р. М. Волков в книге "Народные истоки творчества А. С. Пушкина. Баллады и сказки" (Черновцы, I960, с. 155-189) акцентирует внимание на связи сказки Пушкина с русской фольклорной традицией. Сопоставительному изучению европейских вариантов сказок о волшебном зеркальце посвящена специальная монография: Boklen E. Schnee wittchens Studien. Leipzig, 1914".
Обрываю цитату на полуслове, иначе текст приобретет чересчур специальный характер. Интересующиеся могут продолжить изучение вопроса по комментарию к "Народным русским сказкам" А. Н. Афанасьева в серии "Литературные памятники" (т. II. М., 1985).
Как соотносится волшебное зеркальце афанасьевских сказок с историей материальной культуры? Или, говоря по-другому, в какой мере влияют на фольклор конкретные изменения бытовой конъюнктуры, способен ли он быстро реагировать на появление новой промышленной продукции, в частности, на замечательное монопольное изделие венецианских мануфактур - зеркала?