Литературные зеркала

На мой взгляд, литературная сказка фольклорного происхождения - это как бы та же народная сказка - но со специфическими сносками и маргиналиями: вместо того чтоб прибавлять к каноническому тексту научные рефрены, некий художественно одаренный филолог попросту внедряет их в самый текст. Логическая критика, фактическая справка, уточнения смыслов - весь этот арсенал комментария заменяется сугубо творческими коррективами: здесь - переиначен диалог, а то и сюжет, там - убрано словечко, еще где-то обновлена интонация и т. п.

Красноречивый и разнообразный материал по теме "зеркало в сказке" предоставляет Андерсен - и я хочу обратиться за примерами - сейчас, в фольклорном контексте,- к великому датчанину.

Собственно говоря, близость Андерсена к народной поэзии, его сказок к народным сказкам настолько очевидна, что вряд ли нуждается в специальной рекламе. Буде сомневающиеся сыщутся, переадресую их к содержательной статье Л. Ю. Брауде "Андерсен и его сборники "Сказки, рассказанные детям" и "Новые сказки"18. Статья содержит много суждений и фактов, доказывающих, что Андерсен-литератор идет от фольклора и лучшими своими образцами возвращается в фольклор, как произошло, между прочим, с "Принцессой на горошине", которую Гриммы, не опознав в ней авторское произведение, записали "в народе".

Возьмем "Огниво". Даже неспециалисту - и притом невооруженным глазом видно, что сказка воспроизводит старые, добрые, проверенные мотивы фольклора. А специалисты конкретизируют: "Один из источников - народная сказка, знакомая Андерсену с детства. Она известна в различных вариантах под названиями: "Дух свечи", "Чудо", "Деньги - могут всему помочь", "Принцесса и двенадцать пар золоченых башмачков", "Мальчик и монах" и т. д. Сказка связана и с реминисценциями из сборника арабских сказок "1001 ночи". Образ Аладина, введенный в датскую литературу в пьесе-сказке "Аладин, или Волшебная лампа..." основателя датской романтической школы, поэта и драматурга Эленшлегера... был близок Андерсену, воспитанному на сказках этого сборника..."

История "Огнива" типична: в ее перипетиях с полной отчетливостью раскрывается механизм андерсеновских ассоциаций, постоянно приобщавших поэта к живой стихии народного творчества.

Итак, сейчас я обращаюсь к наследию Андерсена как к своеобразному художественному эквиваленту всезнающего указателя Антти Аарне. Интересует меня, правда, всего лишь один мотив: зеркало. Сузив до столь крайней степени фронт поиска, позволю себе расширительную трактовку термина: зеркало - отражение в воде (стекле, вине и проч.) - тень - картина (или портрет) - сновидение. И буду помнить о душе, к которой этот ассоциативный ряд выводит как А. Н. Афанасьева, так и Фрэзера. Пришло время проверить их гипотезы творческой практикой писателя, испытывавшего фольклор литературой (и литературу - фольклором).

"Новый наряд короля" - произведение зеркальное по самой природе своей... Разрыв между видимостью и сущностью может, что называется, дойти до анекдота. Такова исходная идея автора. Аллегория - наиболее подходящий способ воплотить эту идею. Таков художественный замысел сказки. Естественно, что в ее сюжете на какой-то стадии должно появиться зеркало: "наводить симметрию", где только возможно, растасовывать карты персонажей на стопки, в одной - каждый знак открыт наружу, в другой - потайные смыслы.

Вновь заявлю: зеркало отнюдь не ограничивается фиксацией внешностей да наружностей. Каждое "я", замурованное в футляре своей внешности, осознает внешность как нечто тождественное этому "я" и невольно "публикует" реакцию на увиденное, а зеркало тотчас схватывает мимолетное изменение лица и приобщает новый штрих к сформировавшемуся портрету. Новый образ вызывает новую реакцию - и процесс изменений, затягиваясь и разрастаясь, уходит в бесконечность.

Старая мысль: зеркало распахивает настежь створки человеческой личины, обнажая душу - на всеобщее (или чье-нибудь персональное) обозрение.

"Новый наряд короля" - пожалуй, больше, чем любое другое литературное произведение,- рассказывает о приключениях зрения. "Смотреть", "видеть", "любоваться", "глядеть во все глаза" - эти и похожие по смыслу глаголы составляют событийный каркас сюжета. Но вот и центральный эпизод, собирающий всех героев на решающее испытание с его альтернативным, симметричным условием: "если не видишь нового наряда, значит, глуп, а если умен, значит, видишь то, чего на самом деле не видишь". Декорирована сцена скупо, но артистично, и, конечно, посередине экспозиции... Но лучше предоставим слово самому автору:

"- А теперь, ваше королевское величество, соблаговолите раздеться и стать вот тут, перед большим зеркалом! - сказали королю обманщики.- Мы нарядим вас.

Король разделся, и обманщики принялись наряжать его: они делали вид, будто надевают на него одну часть одежды за другой и наконец прикрепляют что-то в плечах и на талии,- это они надевали на него королевскую мантию! А король в это время поворачивался перед зеркалом во все стороны.