Литературные зеркала

- Боже, как идет! Как чудно сидит! - шептали в свите.- Какой узор, какие краски! Роскошное платье!..

- Я готов! - сказал король.- Хорошо ли сидит платье?

И он еще раз повернулся перед зеркалом: надо ведь было показать, что он внимательно рассматривает свой наряд".

Функция зеркала в "Новом наряде короля", по сравнению с обычной, известной из народных сказок, изменена.

Никаких оценок зеркало теперь не дает или, по меньшей мере, не оглашает. Никаких "Ты всех милее, всех румяней и белее". Вместе с тем зеркало продолжает накапливать улики, собирать свидетельские показания, словом, исполнять обязанности объективного очевидца.

Судебный процесс, на котором этот материал прозвучит,- никогда не состоится. Но психологический процесс по освоению и осмыслению материала стартует сразу же, едва в сюжет проникает зеркало.

Сперва к зеркалу взывают как к лжесвидетелю: обманщики сами подводят к нему наряжаемого короля. Зеркало безмолвствует, хотя, надо думать, отражает то, что в нем отражается, иначе говоря, говорит - на свой лад - истинную правду. Но правда не имеет хождения сейчас при дворе, благоденствует общепринятая фальсификация правды - диаметрально противоположная тому, что есть на самом деле (и, стало быть, тому, что отражается в зеркале).

И вот здесь возникает забавная игра суждений, идущая по нескольким линиям, а замыкающаяся всякий раз на короле.

Обманщики знают, что придворные не могут видеть и не видят несуществующее, знают, что никакого нового платья нет, знают, что толпа побоится уличить иллюзию в том, что она иллюзия, и их, хитрых портных, в том, что они обманщики.

Иное дело король. Юридически он свободен в своих мнениях, потому что он - над всеми, а над ним нет никого - разве что бог. И зеркало предоставляет ему возможность разобраться в обстановке. Стоит королю преступить условный предрассудок, будто наряд невидим для глупых и прекрасно виден умным, как мистификация мгновенно падет.

Все эти реальности перед обманщиками как на ладони - карты, открытые цепкому взгляду шулера. Тем не менее жулики играют ва-банк. Подводят короля к зеркалу.

Теперь разыграем партию короля. Ее лейтмотив: страх оказаться глупым. Превыше того - страх глупым показаться. Вот гениальный момент: "а король в это время поворачивался перед зеркалом во все стороны..." Стоит только вообразить, какая кутерьма, какая неразбериха царят в эту минуту в голове несчастного обманутого монарха. С одной стороны, он видит, что он голый. Он даже понимает это, но, с другой стороны, он боится это понять, потому что над ним довлеет угроза - быть обвиненным в глупости или - еще хуже - быть разоблаченным как глупец.

Король как за соломинку цепляется за призрачную возможность прослыть умным. И тогда исполняется сцена, рассчитанная исключительно на публику: "и он еще раз повернулся перед зеркалом".

Может; ради того, чтоб развеять собственные сомнения? Ничуть не бывало, мотивировка очередной зеркальной эскапады другая: "надо ведь было показать (разрядка, разумеется, моя.-А. В.), что он внимательно рассматривает свой наряд".

Третья точка зрения - толпы - распадается на множество точек зрения, среди которых неотвратимо пробивается на свет здравая. "Да ведь он совсем голый!" - закричал вдруг один маленький мальчик".

То, что увидело зеркало, то, что увидел в зеркале сам король, увидел и младенец, устами которого (как подчеркивается и в андерсеновском тексте) обычно глаголет истина. Мальчик на свой лад повторил - и даже развил разоблачительную функцию зеркала.

Вернемся к понятию "переправа", с помощью которого унифицировались разнообразные действия зеркала в народной сказке. Применим ли этот термин в данной ситуации? Если воспринять его в метафорическом смысле - то безусловно. Король, смотрящий на себя в зеркало, хочет переправиться к самому себе, хочет причалить к истине о том, кто есть он сам. Но берег крут, отвесные скалы каменисты, судорожно хватается король за эту надежду самопостижения - увы, тщетны его жалкие попытки. Так он остается рабом собственного отражения - и, в отличие от Нарцисса, его врагом: королю стало жутко: ему казалось, что они (сомневающиеся по принципу "да ведь он совсем голый".- А. В.) правы, но надо же было довести церемонию до конца!"

Зеркало выступает стимулятором и фиксатором душевного разлада, смятения, кризиса, чреватого явным раздвоением личности.

Вообще народная сказка чурается психологизма. А уж такие тонкости и изыски художественного анализа, как изображение рефлексии,- вообще сугубая принадлежность литературы. Так что в "Голом короле" все эти новации - от Андерсена, взявшегося за обновление фольклорного жанра. Как писал В. Шкловский, "писатель изменял народную сказку, и это изменение было частью структуры его собственных, андерсеновских сказок"19.