Понятно, что я пулей вылетел из роковой квартиры и, даже проходя по двору, не поднял глаз, чтоб не раздражать душевнобольную на балконе пятого этажа.
«Зигфрид»
У меня разрывался телефон. Джон Ильич Вагнер. Где Юлия Глан? А я почем знаю! (Застал врасплох — до того меня девочка потрясла, я не нашелся с ответом.) Я вам сейчас объясню что почем. Очень советую приехать ко мне, диктую координаты.
Издательство «Зигфрид» занимало верхние этажи в белой башне, готически устремленной в поднебесье. В полутемном гигантском холле гигант-охранник гаркнул в трубку «Алексей Черкасов!» и тотчас сделал приглашающий жест к наружному лифту. Я медленно возносился, созерцая расширяющуюся пеструю панораму с блистающим куполом Христа-Спасителя на горизонте. Молоденькая, хорошенькая, как пудель, секретарша повторила жест со словами: «Джон Ильич ждет».
Он сидел в кабинете из стеклянных стен, как в киношном павильоне, склонивши над бумагами лысину, окруженную женскими кудрями, и глядел исподлобья с враждебным, мне показалось, любопытством. Вдруг лихо, по-американски (с его-то пузом!) водрузил ноги в шикарных туфлях на край стола. Знай наших!
— О-па! — воскликнул я нечаянно, как в цирке, едва сдержав смех.
— Веселитесь? — вопросил он с сарказмом, но ноги опустил. — Весело вам, да? А я, между прочим, два дня не могу до вас дозвониться.
— Да, меня почти не было дома.
— Знаю. Вы были с Юлой.
— С чего вы взяли, что два дня…
— Вы были с Юлой, — перебил он, и опять — с упорством маньяка: — Вы были с ней.
— Откуда такие сведения?
— Мой человек доложил.
— Ваш человек? — изумился я. — То-то меня не оставляло ощущение, будто нас преследуют!
— Никакой слежки, ничего подобного! — взвился Вагнер. — Хотите вконец наши отношения с автором испортить? Близится завершение третьего романа — вы ведь в курсе? — и мои люди дежурят, да!
— Что значит «дежурят»?
— Охраняют. Может, девочке что понадобится — сигареты, конфеты, вино, сыр… что она любит. Короче, человек на подхвате.
— То есть охранник проверяет, работает ли она над текстом.
— Проверяет. Потому что уже затрачены немаленькие средства на рекламу.
— «Марии Магдалины в зеркалах»?
Он посмотрел на меня с хищным вниманием.
— Она вам и это говорила?
— Слушайте, где дежурит ваш человек?
— Возле ее дома, разумеется.
— А возле ее дачи?
— Возле ее дачи? — переспросил дядя Джо беспокойно. — Вы намекаете, что я должен снять для Юлы дачу?
— И где б вы сняли?
— А где она хочет?
— Знаете такую станцию по Белорусской дороге — Чистый Ключ?
— Это последнее место на земле, где я бы… только не там! — воспламенился Вагнер. — Вы-то должны меня понять.
— Почему именно я?
— Вы не творец, а, судя по всему, человек нормальный…
Я перебил:
— Что вам про меня известно?
— Вполне достаточно, я навел справки. И хотя я лично преклоняюсь перед наукой, археология сейчас — это слезы, а не деньги.
— И что вы предлагаете?
— Я бы предложил, — Вагнер все так же беспокойно вглядывался в мое лицо, вытер носовым платком блестящую лысину, — да вы не согласитесь.
— Ну а все же?
— Пять тыщ.
— Пять тыщ?
— Баксов, разумеется. — Он болезненно сморщился. — Ну, черт с вами — десять. Это максимум.
— А что я должен сделать?
— Ничего.
— Как это?
— А вот так: по-мужски, без прелюдий. Мне говорили, вы чрезвычайно умный человек. Вы должны исчезнуть. По-хорошему. Не хотите за мои деньги — я вам грант устрою. На Святой Земле, а?
— Не надо мне ничего устраивать!
— Так уходите сами… на год, на два, на три — чем дольше, тем надежнее — в экспедицию. И все забудется.
— Что забудется?
— Вся эта катавасия.
— Кажется, я понял. Вы полагаете, будто я оказываю на вашего автора не то влияние.
— Самое не то! Она уже заговаривает о том, чтобы бросить писать. Ее возлюбленный, ядрена мать, не выносит безнравственности! Вы не знаете, Черкасов, откуда он такой взялся? С Тибета, с Арарата или с Гор Ливанских?.. Насквозь фальшивая фарисейская галиматья! Уходите, лучше — за деньги.
Я опять-таки его понял. Как там у Маркса, за какие там проценты капиталист пойдет на все?
— Иначе вы киллера наймете?
— Я вам этого не говорил.
— Но предупредили. Спасибо.
У меня вдруг запоздало объявился враг — конкретный, серьезный. Серьезный, я чувствовал, несмотря на карикатурные черты. И однако этот «готовый на все» меньше всех заинтересован в смерти Юлии Глан!
— Мы уже вышли на международную арену — мистическая проза последних времен! — шептал Вагнер страстно, как влюбленный юноша. — Уже почти все переведено на английский, на немецкий, французский перевод двух романов издан, и я уже нащупал пути к одному западному нобелисту…
— Порнографию вы хотите преподнести…
— Не порнография! — взревел Вагнер. — Не порнография! А гениальная пародия на мир антихриста.
— Кто это вам сказал?
— Нобелист и сказал. Вы знаете правила?
Нужна рекомендация кого-нибудь из предыдущих… — издатель осекся, спохватившись, что выдает коммерческую тайну. — Ну, это так, грезы, что называется.