Роман Проханова «Время полдень» вышел тогда с крайне лестным предисловием Юрия Трифонова. Потом Проханов стал военным корреспондентом, но долго еще самоопределялся, прежде, чем укорениться в общественном сознании в роли «соловья Генштаба». Мы дружили. Я написал что-то о нем в журнальной статье и подарил ему номер с надписью: «Люблю тебя я, А. Проханов, / Но только — без Афганистанов. / Мне больше нравится, дружок, / Коль держишь ты в руках сачок». В ответ он подарил мне журнал с новой своей публикацией. Она тоже была надписана: «Скажу тебе я, Ковский Вадик, / Что мы с тобой попали в адик. / Не Теплый, а Горячий Стан (я живу в Теплом Стане. — В. К.) / Нам будет всем Афганистан». В чем-то он оказался прав.
Мы не ссорились, просто жизнь развела капитально, и мы не виделись много лет. Я не читаю новых его романов, чтобы окончательно не расшатать нервную систему, но слушаю его еженедельно по радиостанции «Эхо Москвы» и систематически вижу в разного рода «поединках» на телевизионном экране. Вижу, слушаю и всякий раз поражаюсь, куда деваются все достоинства этого яркого, талантливого и остроумного человека, когда он начинает с фанатическим, почти религиозным рвением превозносить гений Сталина, восхвалять величие Империи и разоблачать силы мирового зла.
Когда-то общий, отчетливо структурированный литературный процесс сменился ныне беспорядочным и пестрым броуновским движением. Точно так же распался и общий литературный быт. В ЦДЛ давно уже не встретить знакомых лиц. Писатели разбежались в разных и нигде не пересекающихся направлениях. В интервью у Проханова однажды спросили, остались ли сегодня между бывшими «шестидесятниками» какие-либо отношения. Его ответ поразил меня своей откровенностью и сложным подтекстом. Что-то вроде: «Если и остались, то на уровне тайных связей».
Одну из таких связей я готов рассекретить. Однажды, выйдя на Бронную со двора Литературного института, я неожиданно, впервые за многие годы, столкнулся с Сашей Прохановым лицом к лицу и вдруг испытал живой эмоциональный импульс, пробившийся из нашего общего прошлого сквозь толщу идеологических наслоений, обольщений и разочарований. Думаю, что нечто подобное испытал и он. Нас словно толкнуло друг к другу, мы молча расцеловались, словно обменявшись какими-то знаками, и, ни на минуту не задерживаясь, пошли каждый своей дорогой...