Литературный призрак

Да ради бога. Роб уходит из группы раз в месяц. Значит, не придется сочинять песен с партией колокольчиков, делов-то! Остается последний барьер. Хоть бы не Диггер. Если он не сможет связаться со мной, значит не сможет пригрозить.

«Дорогой Марко! Это я, Диггер со студии „Пыльная лачуга“. Как дела? У меня все хорошо, спасибо. Чисто по-дружески напоминаю, что за тобой должок, сто пятьдесят фунтов. Если не вернешь во вторник до трех часов, то в среду я сдам твои барабаны в комиссионный на Тотнем-Корт-роуд, а на вырученные гроши куплю нашим уборщицам печенья. С наилучшими пожеланиями. Любящий тебя дядя Диггер».

Еще издевается, сукин сын. Столько шуму из-за жалких полутора сотен! Господи, я же артист. Если б ему задолжал Мик Джаггер, он бы так не вонял, я уверен. Ладно, как-нибудь выкручусь.

Иногда по вечерам я распахиваю окна и медитирую, а из комнаты в угасающую зарю сочится сумрак. Но сейчас мне нужно было посрать, принять душ, выкурить косячок и покемарить – именно в такой последовательности, и все это до половины десятого, когда мы с Джибрилем встретимся в пабе.

Я позвонил Поппи, но у нее было занято. Приступ ревности, который не на кого выплеснуть. На подоконник вспорхнул голубь, окинул взглядом мою комнату. Может, это та самая сволочь, чье засохшее дерьмо я только что отмыл с волос?

Мания голубиного преследования.

Теперь косячок под Кири Те Канаву{129}. Спасибо Джошу за травку. Забавно: иметь кучу женщин, не имея ни гроша в кармане, принадлежать к поколению «икс» и быть одиноким.

Моя комната здорово смахивает на методистскую церковь. Я сам – больше на дикаря-язычника. Чего мне не хватает, так это изящного кресла в стиле какой-нибудь элегантной эпохи. Как у Кати Форбс. Странно. Я помню ее кресло, ее перечницу и форму ее сосков, но не ее лицо. У нее была родинка в форме кометы.

После душа, весь чистенький, я скрутил косячок, затянулся, и очертания потолка поплыли. Ух! Торфяной пожар в развилке золотой ветви… У Джоша товар наивысшего качества. Все внутри благостно обмякло, будто я – Гулливер, связанный по рукам и ногам лилипутами, а потом вдруг в окне возникла луна, а надо мной склонился Джибриль.

– Эй, Марко! Скорее одевайся, парень! Где твой парадный костюм?

В слипшемся рту застоялся вкус ботиночной стельки. На часах светились цифры 21:45. Когда я последний раз спал нормально, всю ночь с вечера до утра? Как Джибриль раздобыл ключи от моей комнаты? Я всегда запираю дверь, когда курю.

– Зачем костюм? Куда мы идем?

– В казино!

Я так расслабился, что смех застрял внутри.

– Не смеши мои тапочки. У меня долгов больше, чем у правительства Бурунди. Мне не на что играть в казино.

– Потому-то мы и идем в казино, Марко! Сорвешь куш – раздашь долги!

– Ага, размечтался…

– У меня есть нужные люди! И беспроигрышная система!

Смех наконец-то вышиб дверь и уносится далеко-далеко.

– А что в этом смешного, укурок?!

Я и сам не знал, что в этом смешного. Мне было не до веселья. Но тут уж либо хохотать, либо рыдать. Я взял себя в руки и утер слезы.

– Ничего смешного, Джибриль, ничего. В казино не пускают кого попало. А я как раз кто попало.

– Не беспокойся, Марко. На выходные приехал мой богатенький кузен из Бейрута. Уж он, будь спокоен, не кто попало. Он такой о-го-го! Его банк не может придумать, каким драгоценным металлом обозначить уровень его кредитных карт. Пошли. Сегодня удача тебе улыбнется!

– Ты плохо влияешь на меня, Джибриль.

– А для чего ж еще я тебе нужен. Король Марко, повелитель царства добродетели, пожелал хоть немного побыть плохим. И узри! Истинно говорю, услышал его мольбу ангел Джибриль! – Его глаза вспыхнули в полумраке, и тьма отступила. – У тебя не осталось травки, капитан Маркотикс?

С двоюродным братом Джибриля мы встретились в Блумсбери, в винном баре. Вообще я стараюсь воздерживаться от скоропалительных суждений, но тут мне сразу стало ясно, что этот тип – первостатейный мудак. Он даже не представился. Бывает, встречаешься с человеком – и через десять минут понимаешь, что он зациклен исключительно на себе любимом. Богатенький кузен был так крут, что даже не удосужился снять темные очки. С ним пришел пожилой иранец по имени Кемаль, который бежал от революции в семидесятые годы. Улыбка у него была просто радиоактивная. Он хлопнул в ладоши:

– Ну, вперед! Если не ошибаюсь, госпожа удача сегодня в хорошем настроении. А вы, мой друг, – обратился он ко мне, – вы – фанат красного и черного?

– Нет, я предпочитаю не пользоваться декоративной косметикой, – пошутил я, ожидая услышать взрыв смеха, но так и не дождался. (Возьми это на заметку, Марко. При арабах никаких шуток о трансвеститах.) – Сегодня я буду зрителем. У меня проблемы с деньгами.

– Кредиторы замучили? – процедил Богатенький Кузен зловещим тоном, и я обрадовался, что уж его-то кредитором мне никогда не бывать. Так он в первый раз за вечер соизволил заметить мое присутствие.

– У меня их нет, – сказал я.

– Счастливчик! Нет кредиторов?

– Денег нет.