Литературный призрак

Жди. Льдистый резец ужаса пронзает мозг. Никто не выходит. Дежурные в белых перчатках загоняют в вагон новую порцию нечистых. Спохватившись, я пытаюсь протолкнуться против течения к выходу, но напор толпы сильнее, мне удается остаться на месте. Может, разыграть сердечный приступ? Или заорать как припадочный? Я не решаюсь – кто знает, к чему это приведет? Нельзя поставить под угрозу миссию Его Провидчества. Лучше умереть. Умереть? Перед мысленным взором возникает парочка с собакой на окинавском побережье. До рая всего девяносто минут полета рейсом «Олл Ниппон эрлайнс». Закатные сполохи окрашивают конец мира. Или начало.

Я не хочу, чтобы этот вагон стал моей могилой. Борись!

Волны нечистых накатывают на меня со всех сторон, нечем дышать. Офисные трутни, секретарши, школьницы с призывно пухлыми губами. Я отпихиваюсь, чья-то рука отстраняется, чье-то тело подается. Борись, Квазар! Ты на войне! Если бы мой альфа-потенциал позволял телепортироваться наверх, на землю! Ухо прижимается к нечистому уху. Из «Уокмена» сочится музыка, и звуки древнего саксофона кружат в воздухе, исполненные такой печали, что едва поднимаются над землей.

Меня оттеснили назад, как раз к тому месту, где стоит спортивная сумка. Я вижу, как сквозь молнию вылетает рой мгновений. Домино, воробьи и мухи, летний день. Девочка смотрит на меня уже не своими, чужими глазами. И Минни-Маус тоже смотрит, улыбаясь во весь рот. Радостно? Мстительно? Что она хочет сказать?

Мышцы сводит судорога, но я упорно рвусь вперед. Проскальзываю мимо девушки со скрипичным футляром, букетом обреченных цветов и книгой. Скрипичный футляр врезается мне в пах. Девушка загораживает лицо книгой, обложка оказывается перед самым моим носом: «Взгляд дзен». Будда сидит, сомкнув губы и веки, серебристый на синем холме, на острове далеко от этого трубного гула. Вечно на грани слов.

Выпустите нас выпустите нас выпустите нас! Легкие цепляются за прутья ребер. Когда под действием соленоида лопнут стенки сосуда с очищающей жидкостью, вырвется ли из клетки и мое сердце? А душа? Найдет ли она выход из туннелей подземного лабиринта? Протискиваюсь мимо скрипичного футляра, мимо рюкзака, между двумя плащами. Хочу распрямиться, но мне мешает спящий великан с волосами цвета чая. Вот чай, вот чайник, вот чайный домик, вот гора, утесы в чистейшем небе. Видишь? Видишь? Уже недалеко. Пролезаю под великаном, вкручиваюсь вверх. На потолке вагона вздымаются и опускаются степные холмы, тянется целая вечность холмов. Конники Чингисхана как гром несутся на запад, к мехам, к золоту, к белокожим красавицам-московиткам. Их ведет «тойота-лендкрузер», беспроцентный кредит на сорок восемь месяцев, проверка кредитной истории обязательна.

Вперед! Нечистые тебя завлекают! Опустоши себя от своего «я», и проскользнешь туда, куда даже крик не долетит. Моряк преграждает путь. Откуда здесь моряк? Что общего с морем у этого гроба на колесах? К кителю прижат блестящий буклет. Корешок помят и растрескан. «Санкт-Петербург, город шедевров». Сахарно-белый дворец, широкий проспект, изящные мосты над рекой. Что не дает поезду рассыпаться в прах под собственным весом? А миру?

«Это моя остановка, – объясняю я нечистым, ступая по их ногам. – Мне здесь выходить».

Нечистые отвечают как один: «Проходите, не задерживайтесь».

Я пытаюсь давить на них с той же силой, что они на меня, ищу слабые места. Адреналин вливается в кровь, как сливки в кофе. Еще на метр ближе к жизни. С полки падает клеенчатая хозяйственная сумка. На ней паутина ярких карандашных загогулин, будто произвольно вычерченная компьютером. Схема лондонского метро. Я отталкиваю ее локтем. «Мне здесь выходить». У пламени в очаге цвет Братства. Улыбки теплые и тягучие, как мотив «Старой дружбы». На этикетке виски «Килмагун» изображен остров, старый как мир.

Дальше ходу нет. На последнем метре толпятся нечистые, я увяз, как пчела в янтаре. Смотрю на блики света на волнах, иду ко дну, но рука тянется вперед, к выходу, хотя сам я уже сдался.

«Не стойте у дверей», – говорят нечистые. Пробирки, заключенные в пробирки, а Квазар, далекий провозвестник, скрыт в самой сердцевине. С гидравлическим шипением съезжаются створки дверей, запирая нечистых вместе с их очистителем.

Руку пронзает боль. В чем дело? В пальцах. Пальцы зажаты дверью. «Не стойте у дверей!» Голоса нечистых утрачивают самоуверенность. Ага! Поезд не может тронуться, пока не закрыты все двери.