Литературный призрак

Тысяча девятьсот тридцать седьмой год. Социальные преобразования товарища Чойбалсана, под копирку снятые с политики Иосифа Сталина из далекой Москвы, идут полным ходом. В Улан-Баторе каждую неделю устраивают показательные процессы. Казнены тысячи участников шпионской организации, готовивших почву для вторжения японской армии из Маньчжурии. Опасность грозит каждому. Министру транспорта вынесен смертный приговор за саботаж и организацию аварий на дорогах. Уничтожение монастырей осуществляется планомерно и неуклонно. Сначала их обложили непосильными налогами, затем объявили «перековку». Моего учителя и меня обвиняют в пропаганде идей феодализма. Так сказал охранник, который принес нам воды. По-моему, вчера, но я могу ошибаться. Соседние камеры-гробы вскрывают, выволакивают из них беспомощных узников.

– Мне страшно, учитель, – шепчу я.

– Не бойся, я расскажу тебе сказку, – отвечает монах.

– Нас убьют?

– Да.

Учителю больно говорить: ему раскрошили зубы ударом приклада.

– Я не хочу умирать.

Я вспоминаю родителей. Представляю их лица. Отец, бедный пастух, трудился не покладая рук, чтобы отдать сына в монастырь. И вот теперь, пять лет спустя, отцовское честолюбие обернулось для сына смертным приговором.

– Ты не умрешь. Я дал слово твоему отцу, что ты не умрешь. Ты не умрешь.

– Но они всех убивают.

– Тебя не убьют. А теперь слушай! О судьбе мира думают трое…

В небе черно от ворон. От оглушительного карканья трескаются камни. Нас с учителем и еще сорок монахов с учениками ведут через поле, заваленное трупами. Земля запятнана алым. Тех, у кого нет сил идти, тащат волоком. В конце поля у рощи стоят солдаты расстрельной команды. Это не красноармейцы, а бандиты и уголовники с китайской границы, которые подались в солдаты с голодухи. Еще сюда прислали детей, рыть могилы и присутствовать при казнях контрреволюционеров, проникаясь духом социализма. Моих братьев и сестер уже разбросали по всей Монголии.

Из-за груды камней выглядывают дикие собаки.

Мы ждем. Советский офицер подходит к наемникам, которые будут нас расстреливать, и обсуждает с ними порядок казни так, словно речь идет о пахоте. Они смеются.

Учитель начинает читать мантру. Лучше бы он умолк. Я цепенею от ужаса.

У входа в юрту девочка заваривает чай. Все так по-домашнему, будто во сне. Учитель внезапно обрывает мантру и подзывает девочку к нам. Она неуверенно подходит. На нас не обращают внимания. У нее большие глаза и круглое лицо. Учитель прикасается ко мне левой рукой, а к ней – правой, и я чувствую, как поток уносит мои воспоминания.

Мой учитель знает, как переселить меня! Мое сознание движется следом за воспоминаниями, но тут солдат отталкивает учителя, отгоняет девочку прочь, и связь прерывается.

Последняя минута моей жизни запечатлена в памяти девочки. Вот мальчик – я. Вот учитель нараспев произносит мантру. Вот солдаты наводят ружейные стволы на…

Все замедляется. Воздух густеет и затвердевает. Ясно виден каждый блик. Звучит команда по-русски. Выстрелы сухо потрескивают, как петарды. Шеренга мужчин и мальчиков оседает, осыпается на землю.

И еще одно. Девочка этого не видит, но я знаю, как надо смотреть. Тело мальчика падает в грязь, череп пробит, но сознание высвобождено. Я его вижу! Оно парит, подрагивая. Наемник подходит к груде тел, пинает трупы, проверяет, все ли мертвы. Он прикасается к мальчику, и моя душа вселяется в новую оболочку.

Спустя долгие годы душа очнется и не сможет вспомнить себя. Но это будет уже после того, как наемник вернется на родину, к подножию Святой горы.

Вот и конец.

Я возвращаюсь в настоящее. Старуха стоит неподвижно. Мне очень хочется узнать, как она жила все эти годы, как оказалась на другом конце страны, почему вышла замуж за человека чужого племени. Но нельзя терять ни минуты.

– Я здесь.

– А то я не знаю. Ясно, что не Леонид Брежнев забрался сюда поглазеть! Ну наконец-то! Я видела комету.

– Так ты обо мне знала?

– Конечно знала. Я ведь столько лет таскала твои воспоминания в своей башке! В моем племени часто рассказывали о чудесах, которые творили монахи в желтых колпаках. Когда в день казни твой учитель нас соединил, я знала, что он делает… И ждала.

– Как долго я искал тебя! Подсказка была в моих воспоминаниях, а они остались у тебя!

– Мое тело давным-давно износилось. Я пыталась умереть несколько раз, но меня не отпускали…

Я смотрю на девочку:

– Она умрет?

– Это зависит от тебя.

– Не понимаю.

– Тело моей внучки – твое тело. Ты – ее душа и сознание. Это только оболочка. Если ты не вернешься, через три часа ее тело умрет. Если хочешь, чтобы она осталась жива, ты должен снова облечься в оковы плоти.

Я представляю свое дальнейшее существование как noncorpum. В мире не будет недоступных для меня мест. Может, повезет отыскать других noncorpa и оказаться в обществе бессмертных. Можно будет трансмигрировать в президентов, астронавтов, пророков и гениев. Или разбить сад на склоне горы, под сенью камфорных деревьев. Мне будут неведомы старость, болезни, страх смерти, смерть.