Входят главный хранитель Рогоршев и начальник службы безопасности, похожий на тролля, который вот-вот лопнет от злости, осыпав посетителей кровавыми ошметками и осколками черепной коробки.
– Я думаю, в Большой зал нужно проходить через Делакруа! Этот шедевр преступно недооценивают!
Главный хранитель Рогоршев оборачивается ко мне, облизывает губы изнутри кончиком языка.
Я смущенно улыбаюсь, изображая невинность, – ему это нравится.
– Придется проверять, нет ли где взрывчатки. – Начальник службы безопасности втягивает воздух, чихает и вытирает нос рукавом.
– Вот и проверьте! Кстати, французский посол всюду тычет своей тростью.
Они идут дальше. В дверях главный хранитель опять оборачивается, посылает мне воздушный поцелуй, указывает на циферблат своих наручных часов и шепчет одними губами: «Ровно в шесть». И шевелит указательным пальцем – точь-в-точь как своей крошечной пиписькой.
Я бросаю на него пылкий взгляд, словно говоря: «Да! Да! Я сгораю от страсти!».
Он догоняет начальника службы безопасности, думая: «О, главный хранитель Рогоршев, ты неотразим, ты мастер обольщения, смотри, вот еще одна жертва попалась в твои сети». Честно говоря, главный хранитель Рогоршев – мастер только по части самообольщения. Взгляните-ка на него. Эта копна черных волос – я наклеиваю их ему каждый понедельник. Ничего, придет время – недолго ждать осталось, – и он сообразит, кто вот уже год как попался в сети. И ребята из Отдела по расследованию особо опасных преступлений это тоже поймут.
Скоро мой день рождения. Еще один год. Поэтому Руди в последнее время так занят и мы почти не видимся. Он ведь знает, что я обожаю сюрпризы.
В обеденный перерыв меня подменяет квашня Петровна. Однажды обо мне забыли, и я целый день просидела в своем зале. После этого я заставила Рогоршева уволить главаря этой банды бездельников. С тех пор они со мной не разговаривают, но про мой обеденный перерыв больше не забывают.
В столовой для сотрудников ни души. Обслуга уже ушла, я одна в гулком зале. Подруги квашни Петровны думают, что их бойкот меня задевает. Черта с два – очень даже устраивает. У меня припасена банка американского кофе. Делаю себе кофе, достаю пачку любимых французских сигарет. Ласковое пламя касается сухого кончика сигареты, я затягиваюсь – о! Кайф. Ни с чем не сравнимо – как выстрел в грудь. Конечно, мои коллеги дорого бы дали даже за дым такой сигареты. Хорошо, что после меня останется амбрэ.
Из окна видна Дворцовая площадь. Водовороты мокрой брусчатки. Пересечь площадь можно минуты за две. Какой-то карлик бежит за зонтиком, наверняка за минуту управится.
А эти жирные коровы пытаются меня третировать! Все дело в том, что они сгорают от зависти – я-то владею женским искусством обольщать и удерживать мужчин, а они нет. Они собственную прическу не могут удержать. Признаю, что мои близкие отношения с главным хранителем Рогоршевым, помимо той роли, которая отведена им в главном замысле, дают мне определенные привилегии, но ведь любая из этих ведьм – да если б только она могла! – ради таких привилегий согласится на все, только скомандуй «спустить трусы!». Да-да, любая, даже квашня Петровна с ее толстыми ляжками и перманентом как старая мочалка.
Когда Петербург был еще Ленинградом, я могла бы всю эту честную шайку закатать, куда Макар телят не гонял. И еще дальше! В полном составе присматривали бы за музеем в пустыне Гоби. И жили бы в юртах.
У меня было два очень влиятельных любовника. Первый – партийный деятель. Имя не буду называть, он занимал в аппарате Политбюро довольно высокий пост. Выше подниматься не стоило, иначе тебя могли счесть потенциальным соперником, что было чревато. Ну, моему власти хватало – он даже знал код запуска ядерных боеголовок. Мог бы устроить полный конец света, если вдруг что. После его звонка в обком мне дали прелестную квартирку окнами на площадь Александра Невского. Он умер скоропостижно от инфаркта, и я обзавелась новым любовником, на этот раз адмиралом Тихоокеанского флота. Квартиру, естественно, мне тоже дали новую, причем, как положено по адмиральскому статусу, в пожизненное пользование. В ней я живу и по сей день – на Фонтанке, у Аничкова моста. Он безумно меня любил, мой адмирал. Может, даже немного чересчур, между нами говоря. И старался превзойти аппаратчика Политбюро своими подарками. Ужасно меня ревновал. Как и все мои мужчины.
Боже мой, где золотые эти денечки?
– Лымко, – говорила я, – я зябну по вечерам, когда мы едем на балет…
И наутро мне привозили норковую шубу.
– Лымко, в моей жизни не хватает блеска, – говорила я.
И на следующий день у меня появлялась бриллиантовая брошь. Я бы показала свои бриллианты, но их пришлось продать, чтобы Руди мог начать свой бизнес. Еще в ту пору, когда мы с ним только-только, ну, вы понимаете. Если бы квашня Петровна увидела мои бриллианты, у нее бы челюсть отвисла на полгода.