Читаем Литературный сарай полностью

Так безволие рождает неуверенность и сомнение. А сомнение и неуверенность приводят к ощущению собственной неполноценности, которая в свою очередь порождает скованность мысли, ее зажатость. Отсюда и внешнее проявление стыдливость, неумение просто общаться с людьми, недоверие к окружающим, невысказанность собственных мыслей и ощущений, а значит непонимание себя и окружающих. А это ведет к зажатости в общении и к одиночеству. Отсюда появляются нездоровые влечения духовные, такие как склонность к мистицизму, астенизму, к повышенной обидчивости и уязвленному самолюбию.

Появляется недовольство

20 августа

Когда я думаю, я что?

Разбираю забродившие мысли, предо мной встают видения и ожидания, решаю вопрос, поставленный жизнью, роюсь в собственных переживаниях, мыслю, ищу в дебрях сорных мыслей чудотворный росток, способный вырасти выше всех низких тварей, кстати, порожденных тоже разумом?

Ищу его, чтобы помочь ему, и охранять от злых замаскированных ничтожеств? Какое счастье, если я найду эту святыню мысли

В молчании обозреваю мир, отключаюсь от внешнего мира и мой взгляд устремлен в себя, корчусь в страшных муках? Никак не могу родить хорошую литературную вещь? Перевариваю духовную пищу?

А где остаются непереваренные? В душе? Появляется ли тяжесть от неосмысленных и непонятых истин?

Помню самое первое впечатление от поселка. Это было как раз под Новый год. Я приехал сюда в первый раз. Помню, ехал нехотя. И вот мы в автобусе. Поселок показался мне тогда захолустьем. Единственная асфальтированная улица – это дорога из областного центра в районный. Приехали мы под вечер. Помню мороз был знатный, и звезды на черном небе такие яркие, чистые. Мигали успокаивающе.

– Как дома, в городке, – скользнула мысль.

Но воздух здесь, конечно, не тот, не кировский. Воздух – просто прелесть. Здоровый, пахнущий лесом, и чем-то еще неуловимо тонким, бодрящим. Дышалось легко и свободно.

Сначала, выйдя из набитого пассажирами автобуса, я несколько смягчился и отошел от тревожных ожиданий, но немного времени спустя, не без помощи неказистого вида построек, я с горечью вспомнил своих друзей, оставшихся там, в городке.

– Ох уж этот поселок, – расстраивался я.

А в городке – то у дома Жеки уже парни, девчата собрались. Сашка, Вовка, Шурик, Колька, Алка Баса, Макар.

Позвала, мамка:

– Славик, не отставай.

Вздохнул. Взял сумку. Пошли за дядей Петей по поселку в первый раз к нему домой. Знакомиться.

Странен мир. Иногда он красив, прост и ясен – легко и радостно душе тогда. Но иногда мир – тьма. Иногда обуревают тебя ужасные чувства. Мир становится чужим, непонятным. Смотришь на него и чувствуешь себя ничтожеством. Борешься с собой. Добро обязательно побеждает, а все равно тяжесть пережитого ужаса остается надолго. И вот в такие тяжелые дни и хочется писать чего-то, очень чувственное, сокровенное и великое-великое, гениальное. Это, конечно, нездоровые устремления, но в этих полетах мысли, битвы стремлений. Это устремление писать не знает поражений и самое мне ненужное сейчас, в данный момент времени. Раз не нужное мне, значит лишнее. Но разве можно из старых знаний извлечь новые? Нет надо идти вперед. Отказаться от старого. Они неинтересны из-за того, что были уже, эти старые переживания, никому не нужные. Сейчас снова тяжелые думы гложут меня. Снова пишу. Странен мир. Странно наше настроение. Как погода. То хорошая, то плохая. Как хотелось бы, чтобы солнышко было всегда, так и хочется, чтобы в душе все было ясно и спокойно. Интересно, бывает так у кого-нибудь?

– Нет. Никакой заорганизованности, никаких уставов не будет.

– И что?

–А ничего! Просто литературное общество. Литературный Сарай. Я даже название дал. Какой порядок может быть в сарае?

– Запрещается, не одобряется, нежелательно любое подражание гениям литературы. Отрицание новых литературных явлений, уметь видеть в них суть.

– В дискуссиях и спорах невозможно любое циничное отношение к собеседнику, любое пренебрежением им и его мнением.

–Заседания и собрания общества должны проводиться в удобное для членов общества время. Не опаздывать.

–Во время собраний, заседаний, встреч, занятий, организуемых обществом, разрешается работать над своими произведениями. Споры, чтобы они не носили бессмысленный характер, должны вестись в следующем порядке: дать полностью высказаться собеседнику или собеседникам, а потом высказаться самому.

–Разрешается даже рекомендуется зачитывать свои произведения вслух всем собравшимся.

– Критиковать их только с разрешения автора.

–Писать можно любыми стилями, в любых жанрах: прозой, стихами.

–Для поддержания литературной формы собираться не менее 1 раза в неделю

–За нарушение параграфов 3 и 4 взыскивать с провинившегося 20 строк отличных стихов, которые не считаются собственностью автора, а идут в общий фонд нашей организации под рубрикой «Общее творчество».

–За более грубые нарушения штраф 60 строк стихов и 120 строк прозы.

–Если провинившийся не выполнил обязательства, на его шею на период занятий, собраний и встреч навешивается знак, перевернутая голова Горгоны.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза