Это дает нам основание предположить, что в образе Жени в определенной степени воплотилось чеховское мирочувствование, тогда как ощущения пространства Лидии и художника далеки от авторского.
То что персонажи имеют ярко выраженные индивидуальные пространственные ощущения, позволяет рассмотреть и семиотику пространства этих персонажей. (143)
Напомним, что Лидия ощущает свое пространство как плоское, необъемное и граница в нем никак не маркирована. В связи с этим обращают на себя внимание такие "подпространства", связанные с интересами Лидии или ее пребыванием, как уезд, земство, имение, деревня, школа. В рассказе они фигурируют или как ландшафт (деревня), или как административная единица и поэтому воспринимаются как пространства плоскостные. Каждое из них, начиная со школы, последовательно включается в предыдущее (школа в деревне, деревня в имении, имение в земстве, земство в уезде), образуя систему увеличивающихся кругов, наподобие кругов паутины. Границей ее пространства можно считать границы уезда (судьба уезда ее очень беспокоит, и она без конца говорит о Балагине, "который забрал в свои руки весь уезд")4. Лидия (в рамках времени рассказа) никогда не покидала уезда, даже спустя много лет она, по словам Белокурова, "жила по-прежнему в Шелковке" (с. 107). Поэтому частотный словарь предлогов и не отметил наличия границ в пространстве Лидии: это пространство для нее исчерпывающее и другого не существует. Тему круга в семиотическом пространстве Лидии продолжает такая деталь, как зонтик, под которым она "часто уходила в деревню с непокрытой головой" (с. 93), и ее замечание о том, что "ей удалось собрать около себя кружок симпатичных ей людей" (с. 104). Все это позволяет соотнести с образом Лидии очень важную, на наш взгляд, деталь пейзажа, подмеченную взглядом художника-рассказчика в усадьбе Волчаниновых: "высоко на вершинах кое-где дрожал яркий золотой свет и переливался радугой в сетях паука" (с. 90). Сеть паука, плоская, круглая, с концентрически расположенными нитями, легко встает в один ряд сопутствующих образу Лидии деталей-кругов. Паутина - вот знак пространства Лидии. Но тогда по ассоциации возникает и другое сравнение Лидии - "паук"? Так художественное пространство рассказа изобличает в "замечательном человеке", как говорят о ней Женя и мать, в "красивой, неизменно строгой девушке", ради которой "можно истоптать, как в сказке, железные башмаки" (как о ней отзывается художник), "ограниченность, эгоизм и хищническую породу''.
Художник, от лица которого ведется повествование, в рассказе своего реального пространства не имеет: в доме Белокурова и Волчаниновых он только гость. Его пространство - это мир "чудесной, очаровательной" природы с "деревьями, полями, туманами, зарею", которой он хочет "владеть" вместе со своей "маленькой королевой" (с. 105) Мисюсь. Этот мир безграничен, объемен. Поэтому в частотном словаре предлогов художника присутствуют и "абсолютный" верх, и "абсолютный" низ. Границы в этом мире условны, и художник, не колеблясь, их преодолевает: в усадьбу Волчаниновых он попадает, "легко" перелезая через изгородь, его не пугают "сплошные стены" мрачных аллей. Поэтому в ощущении пространства художником граница отмечена только предлогом "через" и нет значения "за". Художник много ездит, путешествует: "до позднего вечера бродил (144) где-нибудь", то уезжает в Петербург, то едет в Крым. Он "бродяга". Это и объясняет, почему в его частотном словаре динамика в 2,5 раза превышает статику. Но при всей динамичности этому герою свойственно созерцательное, пассивное отношение к жизни. Это выражается не только в его "постоянной праздности" и в том, что он "не делал решительно ничего" ("по целым часам я смотрел в свои окна на небо, нa птиц на аллее, читал все, что привозили мне с почты, спал" -с.89), но и в его нарочито отстраненном, нейтральном отношении к общественной и нравственно-этической стороне жизни. Он порицает теорию "малых дел" Лидии и высказывает свою точку зрения на устройство разумной, гармоничной жизни, но сам остается в стороне от того и другого. На все, что происходит в усадьбе Волчаниновых, он смотрит только глазами художника-наблюдателя. Не случайно, в деталях описав лицемерное вздорное поведение Лидии ("торопясь и громко разговаривая, она приняла двух-трех больных, потом с деловым, озабоченным видом ходила по комнатам, отворяя то один шкап, то другой, уходила в мезонин, ее долго искали и звали обедать, и пришла она, когда мы уже съели суп"), он делает вывод: "все эти мелкие подробности я очень люблю" (с. 96).