Читаем Литературный тур де Франс. Мир книг накануне Французской революции полностью

Невзирая на неблагоприятные условия, он решил дать лошади еще один шанс. До Ньорта, находившегося на расстоянии в тридцать пять миль, они добрались не то 23, не то 24 октября и обнаружили там вполне приличного книготорговца (по фамилии Эли), который пообещал сделать заказ; затем был Сен-Мезан (шестнадцать миль под сплошным ливнем), где нашелся еще один (Брюне). Но далее лошадь едва могла передвигать ноги. Когда в конце концов они все-таки доковыляли до Пуатье (еще тридцать три мили), ноги у нее распухли настолько чудовищным образом, что нарывы начали лопаться, оставляя глубокие язвы.


Пуатье. Гравюра из «Nouveau voyage pittoresque de la France». Париж. Остервальд. 1817 (BiCJ)


К глубокому своему сожалению, Фаварже все-таки решился ее продать и приобрести животное покрепче, хотя понятия не имел о том, как следует вести переговоры среди незнакомых торговцев в чужой стране. Способов обмануть неопытного продавца была уйма. К счастью, он случайно встретил земляка-швейцарца, купца из Ла-Шо-де-Фона, приехавшего в Пуатье по торговым делам, а еще ему помог Мишель-Венсан Шеврье, ключевой клиент STN среди здешних книготорговцев. В итоге ему удалось провернуть более выгодную сделку, чем та, что ему предлагали в Марманде. Свою кобылу он продал за 4 луидора (96 ливров) и купил другую – почти на целую ладонь (4 дюйма) выше, куда более сильную шестилетку с «хорошей репутацией» – за 9 луи (216 ливров). «Я очень сожалею об этой потере», – написал он в STN. Конечно, речь, скорее всего, шла о потере сугубо финансового характера, связанной с покупкой новой лошади, но никак нельзя исключать и чувств, связанных с тем, что он был вынужден бросить животное, к которому успел привязаться за четыре месяца и многие сотни миль пути. Говорят, что даже нынешние коммивояжеры привязываются к своим автомобилям.

Разобравшись с конским рынком Пуатье, Фаварже отправился исследовать остальную часть города. Хотя современному туристу Пуатье предстает во всем великолепии, отзывы путешественников XVIII века об этом городе не очень благоприятные. Главное внимание в них уделяется узким дурно вымощенным улицам, ветхим домам и общей отсталости. На протяжении целого века его население оставалось на той же отметке в 18 000 душ, «бедных в силу того, что здесь ничего не производят и ничем не торгуют, а также в силу собственной лености»198. При этом Пуатье был полноценной провинциальной столицей со своим интендантством и несколькими судебными и административными учреждениями. В 1778 году здесь была дюжина книжных магазинов, чью клиентуру составляли наиболее обеспеченные жители (получившие незадолго до Революции следующую характеристику: «милые, остроумные, ленивые и неспособные к коммерции»199) – судейские чиновники, офицеры местного гарнизона и публика из здешнего университета, на юридическом факультете которого числилось две сотни студентов.

Ознакомившись с городскими книжными лавками, Фаварже зачислил большую часть владельцев в разряд «негодных». Четверо получили оценку «посредственных», но обороты у них были слишком незначительными, чтобы они могли позволить себе делать заказы в Швейцарии. Один, Жак Бобен, уже направлял в STN большой заказ в декабре 1776 года. Но поставлять ему книги издательство отказалось, поскольку не было уверенности в том, что он сможет платить по счетам. У Бобена был лоток в местном Дворце правосудия, и костяк его клиентуры составляли юристы. В обзоре книжной торговли за 1764 год он значился как разносчик, не умевший ни читать, ни писать. Его письма в STN вполне читабельны, но есть основания полагать, что писал их его сын, который пошел в священники против воли отца, но потом вернулся, чтобы трудиться в семейном предприятии. В одном из писем Бобен (или сын, пишущий от его имени) честно признается: «В мое обыкновение не входит напускать на себя важность, и я, нимало того не смущаясь, всегда и всем говорю, что ограничен в средствах». В конце концов он согласился расплачиваться наличными, и в 1782 году STN отправило на его адрес груз самых разнообразных книг (из них ни одной подзапретной), но это предприятие заняло так много времени и принесло настолько серьезные расходы, что больше заказов он не присылал.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Языкознание
Языкознание

Что такое языкознание, или лингвистика? Чем занимается эта наука, какие проблемы перед ней стоят? Эта книга рассказывает об истории лингвистики с древнейших времен до современности и показывает, как наука старается ответить на три главных вопроса, связанных с языком — как он устроен, как изменяется со временем и как функционирует.Многие даже образованные люди, думают, что лингвисты — это полиглоты, которые просто знают много языков. Это заблуждение вполне понятно — выражение «изучать язык» может быть истолковано по разному, но не имеет ничего общего с действительностью. Книга Владимира Алпатова рассказывает, чем на самом деле занимаются лингвисты и что их интересует. Зачем они читают старинные рукописи, отправляются в экспедиции в джунгли и пишут компьютерные программы. Как появились лингвистические теории и как они помогают решать практические задачи: преподавать языки, разрабатывать письменности, создавать алгоритмы машинного перевода. Читатели книги — это люди, далекие от лингвистики, но желающие узнать, как и зачем люди изучают свой язык.

Владимир Михайлович Алпатов

Языкознание, иностранные языки