Читаем Литературный тур де Франс. Мир книг накануне Французской революции полностью

Когда, два года спустя, Фаварже приехал в Авиньон, он уже обладал достаточным опытом, чтобы напрямую вести дела с самыми уважаемыми пиратами на книжном рынке времен Старого режима. Авиньон был настоящим пиратским раем. Французский по культуре и окруженный со всех сторон территорией Франции, он принадлежал папскому престолу. В XIV веке, во время тогдашних церковных смут, папы сделали его своей столицей; потом они вернулись в Рим и передоверили городские дела итальянскому вице-легату, который, как правило, на все предпочитал смотреть сквозь пальцы. Привилегии, которые распространялись на книги, напечатанные во Франции, в этом папском анклаве утрачивали силу, и авиньонские издатели могли перепечатывать их сколько душе угодно, а потом распродавать по всему французскому королевству по ценам куда более низким сравнительно с оригинальными изданиями. К 1769 году Авиньон мог похвастаться двадцатью двумя издательскими и типографскими фирмами и четырьмя десятками действующих типографий – цифры просто невероятные для города, в котором обитало 24 000 жителей111. По объему продаж здешние издатели вполне могли равняться с лучшими домами Лиона и Руана и составляли серьезную конкуренцию швейцарским пиратам. Впрочем, с последними они сотрудничали, если видели в этом выгоду для себя. Подобно швейцарцам, они старались минимизировать риски и расширяли свой ассортимент, предлагая крупные партии собственных книг для обмена на то, что печатали издательства-партнеры. Обмен с Швейцарией требовал времени и денег на доставку, однако перевозки вверх и вниз по Роне были относительно дешевы: 40–50 су за сотню фунтов от Лиона до Авиньона и 5 ливров (100 су) вверх по течению от Авиньона до Лиона112.

Впрочем, к тому моменту, как в Авиньон приехал Фаварже, ситуация изменилась: эдикты 1777 года грозили положить конец золотому веку авиньонского пиратства. В долговременной перспективе новые правила игры не обещали ничего хорошего, так что авиньонские издательства решили сделать ставку на последствия кратковременные: поставлять на французский рынок свои contrefaçons, проштамповав их так, как того требовали новые нормы. Для того чтобы сделать это, им было необходимо убедить французские власти в том, что они являются французскими, а не иностранными издательствами. Несмотря на то что в Папском дворце удобно обустроился легат со своей итальянской свитой, сам город не слишком отличался от других провинциальных центров Южной Франции. Местные жители говорили на провансальском языке и жили в основном за счет торговли и промышленного производства: помимо книг, здесь изготовляли шелковые ткани, и в этой сфере трудилось около 500 наемных работников. Элита говорила по-французски и активно участвовала в культурной жизни, сформировавшейся вокруг французских же институтов: университета, академии, театра, салонов, кафе и книжных магазинов. Собственно, и сам Авиньон уже успел стать частью Франции после того, как в 1768 году, желая оказать давление на папский двор в ходе конфликта вокруг эдикта Климента XIV о запрещении ордена иезуитов на территории королевства, Людовик XV аннексировал этот анклав. Смена суверена не слишком ощутимо сказалась на деятельности печатников и книгопродавцев: они продолжали зарабатывать на жизнь прежними методами, особенно после того, как в 1774 году Авиньон официально был восстановлен в статусе папского анклава. Но одним из последствий эдиктов 1777 года было основание новой палаты синдиков в соседнем Ниме. Когда, годом позже, Фаварже прибыл в Авиньон, она еще не функционировала, но в любое время могла начать конфискацию книг, которые в огромных количествах вывозились за пределы города. А если бы директор французского Управления книготорговли решил, что авиньонцы – иностранные подданные, они лишились бы даже той временной передышки перед неизбежными конфискациями, которую обещала возможность проштамповать свои книжные запасы. Конечно, авиньонские издатели всегда могли переключиться на контрабандную торговлю, как этим занимались их швейцарские коллеги, но в том случае, если французские власти вознамерились бы довести новую политику по борьбе с пиратскими изданиями до конца, пострадали бы все.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Языкознание
Языкознание

Что такое языкознание, или лингвистика? Чем занимается эта наука, какие проблемы перед ней стоят? Эта книга рассказывает об истории лингвистики с древнейших времен до современности и показывает, как наука старается ответить на три главных вопроса, связанных с языком — как он устроен, как изменяется со временем и как функционирует.Многие даже образованные люди, думают, что лингвисты — это полиглоты, которые просто знают много языков. Это заблуждение вполне понятно — выражение «изучать язык» может быть истолковано по разному, но не имеет ничего общего с действительностью. Книга Владимира Алпатова рассказывает, чем на самом деле занимаются лингвисты и что их интересует. Зачем они читают старинные рукописи, отправляются в экспедиции в джунгли и пишут компьютерные программы. Как появились лингвистические теории и как они помогают решать практические задачи: преподавать языки, разрабатывать письменности, создавать алгоритмы машинного перевода. Читатели книги — это люди, далекие от лингвистики, но желающие узнать, как и зачем люди изучают свой язык.

Владимир Михайлович Алпатов

Языкознание, иностранные языки