Когда, два года спустя, Фаварже приехал в Авиньон, он уже обладал достаточным опытом, чтобы напрямую вести дела с самыми уважаемыми пиратами на книжном рынке времен Старого режима. Авиньон был настоящим пиратским раем. Французский по культуре и окруженный со всех сторон территорией Франции, он принадлежал папскому престолу. В XIV веке, во время тогдашних церковных смут, папы сделали его своей столицей; потом они вернулись в Рим и передоверили городские дела итальянскому вице-легату, который, как правило, на все предпочитал смотреть сквозь пальцы. Привилегии, которые распространялись на книги, напечатанные во Франции, в этом папском анклаве утрачивали силу, и авиньонские издатели могли перепечатывать их сколько душе угодно, а потом распродавать по всему французскому королевству по ценам куда более низким сравнительно с оригинальными изданиями. К 1769 году Авиньон мог похвастаться двадцатью двумя издательскими и типографскими фирмами и четырьмя десятками действующих типографий – цифры просто невероятные для города, в котором обитало 24 000 жителей111
. По объему продаж здешние издатели вполне могли равняться с лучшими домами Лиона и Руана и составляли серьезную конкуренцию швейцарским пиратам. Впрочем, с последними они сотрудничали, если видели в этом выгоду для себя. Подобно швейцарцам, они старались минимизировать риски и расширяли свой ассортимент, предлагая крупные партии собственных книг для обмена на то, что печатали издательства-партнеры. Обмен с Швейцарией требовал времени и денег на доставку, однако перевозки вверх и вниз по Роне были относительно дешевы: 40–50 су за сотню фунтов от Лиона до Авиньона и 5 ливров (100 су) вверх по течению от Авиньона до Лиона112.Впрочем, к тому моменту, как в Авиньон приехал Фаварже, ситуация изменилась: эдикты 1777 года грозили положить конец золотому веку авиньонского пиратства. В долговременной перспективе новые правила игры не обещали ничего хорошего, так что авиньонские издательства решили сделать ставку на последствия кратковременные: поставлять на французский рынок свои contrefaçons
, проштамповав их так, как того требовали новые нормы. Для того чтобы сделать это, им было необходимо убедить французские власти в том, что они являются французскими, а не иностранными издательствами. Несмотря на то что в Папском дворце удобно обустроился легат со своей итальянской свитой, сам город не слишком отличался от других провинциальных центров Южной Франции. Местные жители говорили на провансальском языке и жили в основном за счет торговли и промышленного производства: помимо книг, здесь изготовляли шелковые ткани, и в этой сфере трудилось около 500 наемных работников. Элита говорила по-французски и активно участвовала в культурной жизни, сформировавшейся вокруг французских же институтов: университета, академии, театра, салонов, кафе и книжных магазинов. Собственно, и сам Авиньон уже успел стать частью Франции после того, как в 1768 году, желая оказать давление на папский двор в ходе конфликта вокруг эдикта Климента XIV о запрещении ордена иезуитов на территории королевства, Людовик XV аннексировал этот анклав. Смена суверена не слишком ощутимо сказалась на деятельности печатников и книгопродавцев: они продолжали зарабатывать на жизнь прежними методами, особенно после того, как в 1774 году Авиньон официально был восстановлен в статусе папского анклава. Но одним из последствий эдиктов 1777 года было основание новой палаты синдиков в соседнем Ниме. Когда, годом позже, Фаварже прибыл в Авиньон, она еще не функционировала, но в любое время могла начать конфискацию книг, которые в огромных количествах вывозились за пределы города. А если бы директор французского Управления книготорговли решил, что авиньонцы – иностранные подданные, они лишились бы даже той временной передышки перед неизбежными конфискациями, которую обещала возможность проштамповать свои книжные запасы. Конечно, авиньонские издатели всегда могли переключиться на контрабандную торговлю, как этим занимались их швейцарские коллеги, но в том случае, если французские власти вознамерились бы довести новую политику по борьбе с пиратскими изданиями до конца, пострадали бы все.