Литературный тур де Франс. Мир книг накануне Французской революции

Контраст между Годом и Бюше иллюстрирует две тенденции, существовавшие среди книготорговцев, ведших дела с размахом. Одни избегали рисков, особенно в том случае, если собственный капитал позволял им не опасаться неприятных случайностей, тогда как другие гнались за прибылью без оглядки на собственные ресурсы и выписывали векселя на большие суммы, чем могли получить за счет продаж. Первые предпочитали избегать наиболее опасных книг, хотя и держали у себя на складах множество просветительских трактатов и активно торговали пиратскими изданиями. Последние тоже продавали все эти книги, но в придачу предлагали товар, который приходилось прятать под прилавком, – атеистические трактаты и скандальные памфлеты.

Монпелье

К тому времени, как Фаварже добрался до Монпелье, он перестал жаловаться на чесотку и начал беспокоиться о состоянии своей лошади. Она засекалась передними ногами. Фаварже пытался исправить ситуацию, несколько раз перековав ее на разный манер, но в конечном счете ноги у бедного животного распухли до такой степени, что он решил прибегнуть к тому же средству, которое недавно испробовал на себе: кровопусканию (10 су ветеринару). «Вы должны понимать, что нас больше беспокоит ваше собственное здоровье, нежели здоровье вашей лошади», – гласило письмо из STN, поджидавшее Фаварже в Монпелье. Впрочем, добраться от Нима до Монпелье было несложно; а добравшись туда, и всадник, и лошадь получили передышку, поскольку у Фаварже хватало дел в местных книжных магазинах на несколько ближайших дней.

Как и Ним, Монпелье был прекрасным местом для книготорговли. По большому счету у этих двух городов, расположенных в тридцати пяти милях друг от друга, было много общего. В 1780 году в Ниме было 49 000 жителей, восемь книжных магазинов и две типографии. В Монпелье – 31 000 жителей, девять книжных магазинов и две типографии. В обоих городах обитали крупные протестантские общины, и оба пережили в середине века период коммерческого подъема. Монпелье был меньше Нима, но считался столицей Лангедока. Здесь находились резиденция королевского интенданта, университет со знаменитым медицинским факультетом, несколько судов высшей инстанции (впрочем, провинциальный parlement заседал в Тулузе), что означало присутствие множества чиновников, юристов, профессоров и студентов, наряду со священнослужителями архиепископства и военными, приписанными к местному гарнизону. К моменту приезда Фаварже городская элита содержала театр и концертные залы, посещала собрания в академии, подписывалась на местную газету и наведывалась в книжные магазины.

Пройдясь по этим последним, Фаварже первым делом вычеркнул из списка двоих книготорговцев, Баску и Турнеля, как откровенный балласт. Третий, Ж.-Б. Фор, который управлял торговым предприятием, унаследованным вдовой Гонтье, пользовался хорошей репутацией, но заказов делать не стал. Четвертый, Абраам Фонтанель, торговал в основном гравюрами, а книги продавал только по случаю. Сезари, пятый, был сочтен честным, но бедным. Оба типографа, Мартель и Пико, печатали исключительно религиозные брошюры и объявления. Так что оставался Исаак-Пьер Риго, или «Риго, Пон и Компания», как официально именовалась эта фирма, поскольку Риго уже успел поглотить небольшое предприятие Альбера Пона, который работал больше как старьевщик (brocanteur), чем как книготорговец. Риго сделал довольно крупный заказ через Фаварже, что лишний раз подтверждало факт и так известный STN из многолетнего опыта: Риго был солиден настолько, насколько это вообще возможно в книжной торговле.

Монпелье. Гравюра из «Nouveau voyage pittoresque de la France». Париж. Остервальд. 1817 (BiCJ)

Хранящаяся в архиве STN переписка Риго – девяносто девять писем, доставлявшиеся в Нёвшатель на протяжении семнадцати лет, – следует тому же образцу, что и многие другие досье, и показывает, как искушенный книготорговец может подмять под себя всю эту отрасль в провинциальном городе, выдавливая из нее конкурентов. Совсем как Год в Ниме, Риго торговался до последнего, избегал рискованных операций и тщательно следил за тем, чтобы не уйти в минус. Он делал все возможное для того, чтобы избавиться от конкуренции, но при этом никогда не прибегал к двурушничеству и обману, вполне обычным среди менее уважаемых купцов, которые всегда могли найти повод не возвращать долг. Он бурно реагировал на любые отступления поставщиков от договоренностей и если видел хоть какую-то возможность сократить расходы, спорить с ним становилось трудно, но по счетам всегда платил вовремя. Он был воплощением тех черт, которые в книжной торговле ценились выше всех прочих: honnêteté и solidité.