Литературный тур де Франс. Мир книг накануне Французской революции

Равным образом Риго интересовали любые тексты, вышедшие из-под пера Вольтера – опять же по причине их рыночного потенциала. В 1770 году STN поставило его в известность о том, что Вольтер работает над новым амбициозным трудом, «Вопросами к „Энциклопедии“», который уже разросся до девяти томов, и что издательство намерено опубликовать этот труд по специальному соглашению с автором. Как уже говорилось выше, на деле издание STN представляло собой пиратскую перепечатку исходного издания, выпущенного Габриэлем Крамером из Женевы, с которым Вольтер действительно сотрудничал на постоянной основе. Вольтер, которого распространение собственных трудов заботило много больше, чем возможность заработать на них какие-то деньги, вступил в переговоры с STN за спиной у Крамера, то есть принял участие в нарушении своего же авторского права, на скорую руку осуществив новую редакцию текста и отправив его в Нёвшатель. Однако само это секретное соглашение привело ко множеству недоразумений и затяжек. Риго, едва успев получить соответствующую информацию от STN, тут же уцепился за возможность получить несколько экземпляров авансом. В августе 1770‐го он заказал тридцать экземпляров и еще пятьдесят – в сентябре. Затем, когда STN оказалось не в состоянии доставить книги вовремя, он обрушился с упреками не только на издательство, но и на самого Вольтера: «Просто удивительно, что и в конце своего поприща господин де Вольтер никак не может избавиться от привычки дурачить книготорговцев. И ладно бы все эти хитрости, уловки и увертки приписывались молвой исключительно автору. Но, к несчастью, обвинения обычно начинают сыпаться на издателей и, более того, на розничных торговцев».

Риго продолжал негодовать, пока в июне 1772 года к нему не пришел последний напечатанный STN том. Но тут же нашел другую тему для претензий: различия между изданиями, вышедшими в STN и у Крамера, настолько незначительны, что его покупатели не обращают на них внимания, и он мог бы выручить куда большие деньги, если бы не все эти проволочки. Впрочем, на деле он, скорее всего, переживал много меньше, чем на словах, поскольку в июне 1772 года заказал еще дюжину комплектов, еще один – в июне 1773‐го и еще два в ноябре 1774-го, доведя общий счет до девяносто пяти – впечатляющая цифра для девятитомного издания.

Ничто в письмах Риго не говорит о том, что он был предан делу Просвещения или верил в его философские и социальные идеи. Возможно, будучи протестантом, он с симпатией относился к таким вольтеровским ценностям, как толерантность и разум, но никаких тому подтверждений в его корреспонденции отыскать невозможно. Главная тема здесь – деньги. В тех редких случаях, когда при обсуждении сугубо деловых вопросов он все-таки позволяет себе некое личное отступление, тон у него остается предельно трезвым. Книжная торговля, написал он как-то раз, «во многом подобна ювелирному делу – а именно, если уж мода прошла, ты не сбудешь товар с рук ни по какой цене». Книги суть предметы роскоши, «товар, потребление которого занимает много времени… Книги – совсем не то, что мясо или хлеб». Впрочем, уважение к классикам Риго все-таки питал, пусть даже и к весьма немногим, вроде Мольера, чьи произведения «будут продаваться всегда, во все времена и в любом месте». Кроме того, он интересовался личными обстоятельствами ныне живущих писателей, особенно тех, чьи книги хорошо продавались: Мерсье, Ленге и, прежде всех прочих, Рейналя. После того как в 1778 году скончались разом и Вольтер, и Руссо, Рейналь занял в письмах книготорговцев место куда более значимое, чем все прочие авторы. Следует ли верить слухам, спрашивал Риго у STN в 1781 году, что старик аббат, будучи вынужден бежать из Франции после запрета, наложенного на «Философскую и политическую историю европейских установлений и торговли в обеих Индиях», планирует осесть в Швейцарии и жениться на «юной и милой швейцарской девушке»? «Вы же понимаете, что всякий человек, а уж тем более книготорговец, не может не интересоваться судьбой особы столь выдающейся».