Литературоведческий журнал №40 / 2017

У молодого Гаврилы Державина стихи «потекли» от переполнившей его радости по случаю прибытия в 1767 г. «на судах по Волге» Екатерины II в его родной город. Одно стихотворение посвящалось судьбе реки, связанной с деятельностью правителей России до и после воцарения Екатерины:

             Пристойно, Волга, ты свирепо протекала,
             Как для побед Татар тобой царь Грозный шел;
             Ты шумом вод своих весь полдень (южные страны. – А. К.) устрашала,
             Как гром (артиллерию. – А. К.) тобою Пётр на гордых Персов вел;
             Но днесь тебе тещи (течь. – А. К.) пристойно с тишиною:
             Екатерина мир приносит всем собою.

                                            «На шествие Императрицы в Казань».

Другое – празднику, бывшему в городе в ее честь:

             Достойно мы тебя Минервой называем,
             На мудрые твои законы как взираем.
             Достойно мы тебя Астреею зовем:
             Под скипетром твоим златые дни ведем.
             Воистину у нас Орфеев век с тобою:
             И горы и леса текут к тебе толпою.
             Где ты, Монархиня, тут пир и торжество,
             Ликует стар и мал, ликует общество,
             И дикие с степей сбегаются фауны
             И пляшут пред тобой, согласно движа струны.
             Россия! похвались владычицей своей:
             И варварски сердца уже пленились ей.

                                      «На маскарад, бывший перед Императрицей в Казани, где нагайцы и прочие народы плясали и играли на своих инструментах».

2

Стихи Николай Карамзин стал писать, когда ему, как и его предшественникам – Тредиаковскому, Ломоносову и Державину, – «перевалило» за двадцать. Поэзию в нем «пробудили» не «лирические волнения», не любовь, не скорбь, не радость, не застолье или что-то в подобном духе, а желание наставлять других, учить их разумному поведению, напоминая при этом о бренности бытия и предначертанности судеб. И решил он это делать в стихотворной форме. Тем более что один из самых близких ему тогда людей – Иван Дмитриев – на момент их знакомства и последовавшей затем дружбы уже «долгое время стихотворствовал»3, невольно провоцируя молодого приятеля (он был старше Карамзина на шесть лет) на подобного рода занятия. Потому совсем не случайно первым стихотворением Карамзина стало дружеское послание Дмитриеву, который пожаловался ему на свою «участь»4. Это послание положило начало их многолетней переписке:

             Часто здесь в юдоли мрачной
             Слезы льются из очей;
             Часто страждет и томится,
             Терпит много человек.
             …………………
             Но ты должен постараться
             Скорби уменьшать свои,
             Сколь возможешь утешаться,
             Меньше мучить сам себя.

             Впредь не думай, что случиться

             Может страшного тебе;
             Коль случилось, ободряйся;
             Что прошло, позабывай.
             …………………
             Ни к чему не прилепляйся
             Слишком сильно на земле;
             Ты здесь странник, не хозяин:
             Всё оставить должен ты.

             Будь уверен, что здесь счастье

             Не живет между людей;
             Чт'o здесь счастьем называют,
             То едина счастья тень.

1787.

Мотив бренности, предназначенности и обреченности звучит и в следующем послании к Дмитриеву:

             Но что же скажем мы о времени прошедшем?
             Какими радостьми, мой друг, питались в нем?
             Мы жили, жили мы – и более не скажем,
             И более сказать не можем ничего.
             ……………………………
             Но всё, мой друг, мне всё казалось время сном –
             Бывали страшны сны, бывали и приятны;
             Но значат ли что сны? Не суть ли только дым?

1787.

И в третьем послании, пропев дифирамб дружбе, Карамзин отмечает как ее назначение, так и обреченность: