Литерный эшелон

Шульга оказался прав: за перерыв на клочке бумаги казаки все же успели написать некий документ, который именовался «прошением», но по своей сути был скорее ультиматумом. Казаки рвались «в дело». И ежели добро не будет получено, то они оставляют за собой право…

Дальше Андрей читать не стал…

— Мне тут передали бумагу, — сообщил он. — Я ее прочел… В ней имеется много правильного…

Казаки одобрительно загудели.

— …И в то же время, много недодуманного, ошибочного.

Гул сменил тональность на противоположную.

— Но я сюда приехал не приказывать, а советоваться со своими друзьями. Ежели я друзьям не люб, то пойду я, пожалуй…

Андрея, разумеется, не отпустили… Началось обсуждение, смахивающая на торг.

Сторговались на следующем: город пока не эвакуировать. Ведь пока ничего не ясно положение на фронтах. Город выставлял три десятка казаков — только добровольцев. Из арсенала выделялось одно орудие и шесть пулеметов. Командиром отряда избрали Андрея. Хотели еще присовокупить броневик, да только перевезти его на буксире было никак невозможно, а старая баржа сгнила…

Оставшийся на прежней должности Шульга повел в свой кабинет, указал в угол.

— Что это у вас? Телеграфный аппарат?.. — удивился Андрей. — Но с кем связь?..

— Нет… Это радиоприемник… Только я к нему присовокупил простейшее печатающее устройство. Теперь он будет включен и днем и ночью. Вы всегда сможете передать «морзянкой» сообщение, если запомните частоту… Я дам вам передатчик, собрал как-то со скуки…

Встреча с Ильей

— Не могу! Никак не могу! — кричал путеец. — На следующем разъезде — путь в двадцать четыре вагона! А я и так двадцать восемь прицепил! Будет встречный — и не разойдетесь!

— Так ты же уже прицепил четыре лишних?

— А вы мне наганом в зубы потыкайте, так я и еще пять прицеплю. Только ежели калекой в катастрофе сделаетесь, чур меня лихом не поминать!

Андрей махнул рукой: действительно лучше постоять на запасном пути, нежели по-дурацки сгинуть в катастрофе. Может, все обойдется, может, и не будет встречного. Ведь ему ранее везло… Но вот когда удачливость закончится — предупреждения не будет…

Эшелон с нештатным количеством вагонов ушел на север, платформу, на которой прибыло войско Данилина, оттянули першероном к пакгаузу — чтоб не мешались.

Сборы в Аккуме затянулись не на одну неделю. Оказалось, что после длительного простоя машина на буксире пришла в негодность и требует ремонта.

Когда, наконец, пересекли Каспийское море, оказалось, что власть там в очередной раз переменилась. По Бресткому миру на западном побережье во всю хозяйничают турки и немцы. Добровольцы вынуждены были их терпеть — еще один фронт, да еще такой был им явно не под силу. За сим и Данилину с отрядом не мешали добраться к своим. Даже наоборот, чуть не в каждом городке имелись сочувствующие, которые жертвовали припасы, указывали дорогу, сообщали к кому обратиться в следующем городке. К ним даже прибилось трое студентов, пришедших даже со своим оружием. Раз отряд налетел на разъезд горцев-мятежников. Те бунтовали скорей не против власти, а так, потому что бунтовать и колобродить было у них в крови. Казаки ударили из пулемета, горцы дебушировали, стреляли часто, но не метко. Однако одному казаку досталась шальная пуля — после боя его закопали в эту негостеприимную, каменистую и сухую землю. Вместо креста над могилой сложили что-то вроде менгира. Андрей сделал в дневнике боевых действий первую запись.

Скоро они вышли к своим. На станции нашлась открытая платформа, на которую и погрузились всем отрядом. Платформу прицепили к воинскому эшелону, который проводился впрочем не на север, а на северо-восток и на узловой с ним пришлось расстаться. Будто бы под парами стоял другой состав, но оказалось, что он сформирован даже сверхштатно. Вот входной семафор открылся, локомотив дал гудок, двинулся…

Оставалось ждать следующий — когда он будет… Казаки собирались на ночлег: на пустыре жгли костер, ставили палатки. Андрей же решил немного пройти, размять ноги. Он вышел за вокзал: городок сей был мал, может с десяток улиц. Уже от привокзальной площади были видны поля за околицей.

Возвращался Андрей другой дорогой, и когда проходил мимо депо, через открытую дверь услышал, как с мастером спорил рабочий:

— На каком таком основании? — возмущался рабочий.

— На том самом, что ты, братец, дурак… Где же это видано, чтоб метрическую гайку закручивать на дюймовый болт?.. Ай-ай-ай!

— Ну, ведь закрутил? — искренне недоумевал рабочий.

— Дурак, ты и болт испортил и гайку! Сорвал резьбу! Теперь перерезать надо… Вон пошел, чтоб я тебя не видел!..

Рабочий действительно ушел.

Андрей же заглянул в дверь — голос мастера ему показался знакомым. И действительно:

— Ильюха! Ты ли? Каким судьбами?

— Ваше благородие! Андрей Михайлович! Ай-ай-ай! Счастье-то какое вас видеть в добром здравии…

— Что ты тут делаешь?