Литерный на Голгофу. Последние дни царской семьи

– Не беспокойтесь, Ваше Величество, – мягко сказал Яковлев. – Сейчас я открою окно, купе перед сном все равно надо было проветрить.

Он на вершок опустил окно и сразу почувствовал, как в лицо ударил холодный, свежий воздух. Шторка затрепетала, поднимаясь вверх и открывая черное небо, по которому летели красные искры, вырывающиеся из паровозной трубы. Яковлев с верхней полки достал тюфяки, простыни и тонкие одеяла. Уфимский боевик Фадеев, отвечавший за подготовку поезда, позаботился о том, чтобы пассажиры ехали в нем с наибольшим комфортом.

Государь сам приготовил себе постель. За те двое суток, что Яковлев находился рядом с ним, он не переставал удивляться нетребовательности монарха. Казалось, Государь, как самый обыкновенный мужик, укрывшись тулупом, мог спать и на деревенском сеновале. Яковлев приписывал это солдатскому воспитанию монарха. По всей видимости, так оно и было. Но в отличие от Яковлева Николай, укладываясь спать, снял с себя верхнюю одежду. Яковлев раздеваться не стал, справедливо полагая, что его среди ночи в любой момент могут поднять с постели.

Когда потушили свет и улеглись каждый на свою полку, Государь спросил:

– Скажите, Василий Васильевич, Омск тоже в руках большевиков?

– Да, – ответил Яковлев.

– А Новониколаевск, Иркутск?

– Там советской власти еще нет.

– Спокойной ночи, – произнес Государь.

– Спокойной ночи, – ответил Яковлев, почувствовав холодок под сердцем.

Оказывается, Государь думал о том же, о чем минуту назад они говорили с Гузаковым. За Омском до самого Тихого океана простиралась территория свободной России. Проскочив туда, можно было открывать новую страницу в истории государства. Но Яковлев до сих пор не хотел думать об этом. И не потому, что был суеверным. Все решит ситуация в Омске. Там они будут только после полудня. Это казалось таким далеким, словно предстояло прожить еще целую жизнь.

Проснулся Яковлев оттого, что остановился поезд. В купе было светло, за окном вагона сновали люди. Яковлев рывком вскочил с постели, сунул ноги в стоявшие на полу туфли. Государь лежал, закрыв глаза и натянув до подбородка одеяло. Но было видно, что он не спал.

Осторожно открыв дверь, Яковлев вышел в коридор и быстрым шагом направился в тамбур. В нем не было ни одного человека. Охрана стояла на земле у подножки вагона.

– Почему стоим? – спросил Яковлев, неожиданно появившись в дверях.

– Паровоз набирает воду, – ответил охранник, одетый в солдатскую шинель и тяжелую мохнатую папаху. – Сейчас снова поедем.

У вагона показался Гузаков с двумя охранниками. Один из них нес несколько буханок хлеба, положив их на руки, как поленья, другой – полное ведро дымящейся картошки.

– На вокзале купил у бабок, – сказал Гузаков, увидев Яковлева. – Сейчас завтракать будем.

– Кто из поезда был еще на вокзале? – спросил Яковлев.

– Только наши. Тот, кого ты имеешь в виду, сидит, как мышь, в соседнем вагоне.

Паровоз засвистел, и поезд, скрипя и вздрагивая, начал набирать ход. Охранники подсадили на подножку сначала тех, кто бегал на вокзал за провизией, затем заскочили сами. Последним запрыгнул Гузаков.

– Ты посмотри, нет ли у нас отставших, – сказал он Яковлеву, – а я сбегаю в соседний вагон, проверю, все ли там на месте. Яковлев встал на верхнюю ступеньку и, держась за поручень, осмотрел поезд с первого вагона до последнего. Двери всех вагонов были заперты, на соседних путях не было ни одного человека. Он поднялся в тамбур и закрыл дверь. Из соседнего вагона вернулся Гузаков.

– Сидит со своими дружками, играет в карты, – сказал он, проходя мимо Яковлева.

– Никаких вопросов не задавал? – спросил Яковлев.

– Ни одного, – мотнув головой, ответил Гузаков. – Пошли завтракать, пока не остыла картошка.

Они специально не называли вслух имени того, кого имели в виду. Авдеев не должен был знать, что за ним установлена специальная слежка.

Яковлев вернулся в свое купе. Государь, одевшись, сидел за столиком, постель была убрана и лежала на верхней полке. Яковлев свернул свою постель и тоже положил ее на верхнюю полку. В дверях показался Гузаков. В одной руке он держал эмалированную миску с горячей картошкой, в другой – полбуханки хлеба.

– Чай сейчас принесет проводник, – сказал он, ставя миску на столик.

– Приятного аппетита, Ваше Величество, – произнес Яковлев, протягивая руку к картошке. – Александра Федоровна с Марией еще спят. Они позавтракают позже.

Государь взял в руки горячую картофелину, обмакнул ее в соль, отщипнул от ломтя кусочек хлеба. Яковлев раздвинул шторки – и в купе сразу стало светлее. Вдоль железной дороги тянулись бесконечные, начинающие уже кое-где зеленеть луга, и голубоватые, просвечивающие насквозь, еще не одетые в листву леса. Государь скользнул взглядом по бегущим за окном деревьям, потом резко повернулся и спросил:

– Вы можете честно объяснить мне все наши манипуляции с маршрутом?