Литерный на Голгофу. Последние дни царской семьи

Николай отвернулся к окну и надолго замолчал. Затем вытащил из кармана коробку, достал из нее папиросу и посмотрел на Яковлева. Тот заметил, что руки у Императора слегка дрожат. Николай размял папиросу, но прикуривать не стал, снова сунул ее в коробку и, опустив голову, спросил:

– А вы знаете хотя бы одного человека, который мог предположить нынешнее развитие событий в России? Подобных событий еще не было в истории.

– Тем хуже для России, – сказал Яковлев. – Я в этом абсолютно убежден.

– К великому сожалению, один и тот же день нельзя прожить дважды, – тихо произнес Николай. – Я ведь до самого конца не верил и в то, что Германия может объявить нам войну. – Он снова замолчал, потом поднял глаза на Яковлева и сказал: – Но смута не может продолжаться бесконечно. От нее страдает все общество.

Он говорил и уже не верил своим словам. После того как поезд снова повернул на Екатеринбург, Государь понял, что эта дорога может оказаться дорогой на эшафот. Пока его и его семью охранял отряд Кобылинского, можно было надеяться на справедливость и освобождение. Яковлев, по всей видимости, тоже пытался найти какой-то выход. Переезд в Екатеринбург, где вся власть находится в руках радикальных большевиков, не сулил ничего хорошего. Большевики казались ему грубыми, дерзкими, не знающими никаких норм морали людьми. Но как утопающий хватается за соломинку, так и Государь пытался отыскать надежду на спасение. Более всего удручало, что в огромной стране, народ которой еще совсем недавно клялся ему в верноподданничестве, он оказался абсолютно одинок. Народ отверг его, и это отдавалось в сердце незатихающей болью. Во всей армии, на которую он не жалел ни сил, ни денег, и которую так любил, не нашлось нескольких офицеров, готовых прийти на помощь. Дворянство, генералитет, виднейшие деятели государства оцепенели от страха. Что за ужас навалился на страну и откуда пришли в нее революционеры, называющие себя большевиками? Николай не мог найти ответа на эти вопросы.

Но если нет заступников внутри страны, может, они есть за ее границами? Германского императора Вильгельма он отвергал сразу. Вильгельм развязал кровавую мировую войну, в которую втянул всю Европу. Он вероломно напал на Россию, положившую на полях сражений три миллиона своих доблестных солдат за то, чтобы не оказаться порабощенной. Просить заступничества у Вильгельма было бы безнравственно, хотя тот и имел самое сильное влияние на большевиков.

Датский королевский двор, бывший в тесных родственных связях с российским престолом, тоже не мог прийти на помощь. Он был слаб сам по себе, а у слабого в трудную минуту не оказывается союзников.

Наиболее влиятельной силой в Европе, вне всякого сомнения, была британская корона, тем более что на троне там сидел двоюродный брат Николая Георг V, в семье которого воспитывалась Аликс. Николай влюбился в нее в Лондоне, когда гостил у Георга. Странно, но за весь год, в течение которого царская семья находилась в заточении, из Англии не пришло ни одной весточки. Даже обыкновенного поздравления с Рождеством или днем рождения кого-либо из детей. Неужели предал и Георг? Неужели английскому королевскому двору совершенно безразлична судьба старейшей династии в Европе? Неужели опыт России не учит никого из королей?

Государь повернулся к Яковлеву, молчаливо и сосредоточенно смотревшему в окно, и спросил:

– Скажите, Василий Васильевич, а как ведут себя европейские державы? Какие у них отношения с большевиками?

Яковлев оторвался от окна и увидел, что голубые глаза Государя потемнели и наполнились печалью. Он смотрел на комиссара с потаенной надеждой, словно тот мог отвести удар судьбы или хотя бы облегчить ее. И Яковлев, не скрывая, сказал то, что думал:

– Немцы получили от советской власти все, ради чего затевали войну с Россией. Но Вильгельм слишком рано обрадовался этой победе. Германия истощена до предела, и ее судьба висит на волоске. Французы начали наступление и одерживают одну победу за другой. Англия полностью блокировала Германию с моря.

– А как Англия относится к большевикам? – спросил Николай.

Яковлев почему-то ожидал этого вопроса. Он сделал паузу, думая о том, стоит ли говорить Государю всю правду или не говорить ничего. Подумав немного, Яковлев достал с верхней полки чемодан, в котором привозил деньги для охраны, открыл его и вытащил листок бумаги с английским текстом. Бегло пробежал текст глазами и протянул листок Государю. Это было официальное заявление английского посла Джорджа Бьюкенена, переданное русским и иностранным журналистам еще 8 декабря 1917 года. В нем говорилось: