Литерный на Голгофу. Последние дни царской семьи

– Утром, Ваше Величество, – ответил Яковлев.

Больше Государь не произнес ни слова. Выкурив папиросу, он прошел в купе, разделся и лег на свою полку. Яковлев долго стоял в коридоре рядом с молчаливым Гузаковым. Оба понимали, что уже скоро расстанутся с царской семьей, и у обоих от этого было тяжело на сердце. «Неужели Голощекин поднимет руку и на детей? – с горечью думал Яковлев, видя перед собой глаза великой княжны Марии. И тут же ответил самому себе: – Голощекин поднимет руку на кого угодно, если ему это прикажет Свердлов. Без его приказания он не сделает ни одного шага».

На Екатеринбургский вокзал поезд прибыл серым, холодным утром. Грязные, похожие на лохмотья тучи неторопливо ползли по низкому небу, предвещая неласковый, хмурый день. Литерный прибывал на четвертый путь, но между ним и перроном не было ни одного состава. Весь перрон от начала до конца был забит огромной массой людей. Яковлев предвидел это. Голощекин не был бы самим собой, если бы даже здесь не устроил провокации. Еще на подъезде к Екатеринбургу Яковлев приказал выкатить в тамбуры всех вагонов пулеметы и проинструктировал охрану.

– Если кто-нибудь попытается заскочить на подножку вагона, бейте его прикладом по зубам, – строго приказал он. – Если к вагонам хлынет толпа, открывайте огонь поверх голов. Штурмом они нас не возьмут.

Едва поезд остановился, толпа зашевелилась, несколько человек спрыгнули с перрона на рельсы и по-воровски, с оглядкой, направились к литерному. Яковлев заметил, что вооруженных среди них не было. Во всяком случае, винтовок и револьверов на виду они не держали. Часть охраны вышла из вагонов и, выстроившись вдоль поезда, взяла на изготовку винтовки. Смельчаки, направившиеся к литерному, остановились. Из толпы раздались крики. Сначала нестройные, среди гула голосов трудно было разобрать какие-то фразы. Но вскоре голоса зазвучали более отчетливо.

– Давай нам Николашку, – закричали несколько мужиков отрежиссированными голосами, – задушить его надо. Пусть ответит за всю народную кровь.

Один, самый смелый, встал на край платформы и прокричал:

– Выведи нам его. Я ему плюну в рожу.

Зрелище было отвратительным, но Яковлев понимал, что это только начало. Ни Голощекина, ни кого-либо из чекистов на перроне не было, и это, конечно, не оказалось простой случайностью. Вдоль толпы, крича и размахивая руками, бегали какие-то люди. Они подначивали толпу на то, чтобы она двигалась к поезду. Яковлев понимал, что еще немного, и толпа станет неуправляемой. Надо было немедленно принимать решение. Рядом с ним стоял Касьян, успевший заскочить в поезд, когда тот делал короткую остановку в Тюмени.

– Беги к начальнику вокзала, – не поворачивая головы, негромко сказал ему Яковлев, – и прикажи немедленно поставить какой-нибудь состав на второй или третий путь. А ты, – он повернулся к Гузакову, – пошли кого-нибудь к машинисту нашего поезда и скажи ему, чтобы трогался, как только состав закроет толпу. Надо во что бы то ни стало переехать на станцию Екатеринбург-2.

Касьян и Гузаков тут же исчезли, а Яковлев с напряжением следил за действиями толпы. Шнырявшие вдоль нее вдруг соскочили с перрона на рельсы, за ними по одному стали спускаться остальные.

– Приготовить пулеметы! – напрягая голос так, что на шее вздулись жилы, закричал Яковлев.

Толпа оцепенело замерла. В это мгновение слева от поезда раздался паровозный гудок и на третьем пути появился товарняк. Паровоз, пыхтя и выбрасывая черные клубы дыма, протащил состав вдоль перрона и остановился, отделив толпу от литерного. Литерный, не подавая сигнала, тут же двинулся и через пятнадцать минут остановился на станции Екатеринбург-2. Здесь не было толпы, но и екатеринбургских чекистов тоже.

Только теперь до Яковлева дошло то, что замышлял Голощекин. Шая, по всей видимости, хотел руками подготовленной им толпы расправиться с царем и членами его семьи прямо на вокзале. А потом доложить, что чрезвычайный комиссар советского правительства не сумел сдержать гнев народа и бывший тиран получил то, что заслужил. Вину за все случившееся, вне всякого сомнения, предъявили бы Яковлеву. Скажи ему об этом кто-нибудь еще в Тобольске, он посчитал бы этого человека за провокатора. Но с тех пор, как он переправился через Иртыш, все начало развиваться совсем не по тому сценарию, который так тщательно был разработан им.

Яковлев зашел в купе к Государю. Николай стоял, заложив руки за спину, и смотрел в окно сквозь узкий просвет между двумя шторками. Но через эту щелку можно было увидеть только теплушку стоявшего на соседнем пути состава и маленький кусочек хмурого, низкого неба. Он не обернулся даже тогда, когда в купе появился Яковлев.

– Ваше Величество, – тяжело вздохнув, сказал Яковлев. – Мне трудно говорить вам об этом, но я должен объявить, что моя миссия закончена.

– Почему все так переменилось? – не поворачиваясь, спросил Государь. – Ведь вы должны были доставить нас в Москву.