Литерный на Голгофу. Последние дни царской семьи

«Я хочу, чтобы русский народ знал, что ни я сам, ни кто бы то ни было из находящихся в моем распоряжении агентов, не имеем ни малейшего желания вмешиваться во внутренние дела России. В течение семи лет, что я был здесь послом, я работал со всею искренностью для того, чтобы достичь теснейшего сближения между Россией и Великобританией; но, хотя я имел связи, как того требует мой долг, с членами всех партий, я всегда со времени Февральской революции держался строго нейтральной позиции. Раньше этого я, правда, старался употребить свое влияние на бывшего императора, чтобы склонить его в пользу некоторого рода конституционной формы правления, и я неоднократно советовал ему уступить законным желаниям народа. В настоящее время, когда его суверенные права перешли к русскому народу, последний, я верю, простит меня за такое отступление от строгих правил дипломатического этикета.

В заключение я хотел бы обратиться к русской демократии со словами предостережения. Ее вожди, я знаю это, воодушевлены искренним желанием создать братство между пролетариями всего мира с целью обеспечения всеобщего мира. Я вполне симпатизирую преследуемой ими цели, но хотел бы попросить их рассмотреть, удобны ли их настоящие методы для обращения к демократиям союзных стран, особенно же Англии. Они, несомненно, ненамеренно создают такое впечатление, что они придают большее значение германскому пролетариату, нежели британскому. Их отношение к нам более рассчитано на то, чтобы скорее разрушить, чем привлечь к себе симпатии британских трудящихся классов. В течение великой войны, последовавшей за французской революцией, речи, произнесенные против Великобритании, и попытки вызвать революцию в нашей стране только закалили решимость британского народа вести войну до конца и объединили его вокруг тогдашнего правительства. История, если я не ошибаюсь, повторяется в настоящем XX столетии».

Яковлев увидел, как задрожали руки Николая, когда он начал читать заявление и как уже через мгновение совсем помрачнело его лицо. Государь понял, что королевская Англия, в которой правил его двоюродный брат Джорджи, четко и недвусмысленно отреклась от русской монархии и передала всю власть над ним и его семьей большевикам. Англия, как всегда, думала только о своих собственных интересах. А ведь в последние десятилетия Россия была самым надежным ее союзником во всех европейских делах. Да разве бы стояла она сейчас на пороге победы над Германией, если бы не доблесть русских солдат. Англия всегда наносит удар в спину в самый неподходящий момент. Это она спасла Турцию от полного разгрома, а Константинополь – от захвата русскими войсками в последней Русско-турецкой войне. Это она развязала Крымскую войну, остановившую бурное развитие России и отбросившую ее на десятилетия назад. Что ж, таков принцип тех, кто исповедует лозунг: «Разделяй и властвуй». На Англию надеяться нельзя, она продаст в самую неподходящую минуту.

– Бьюкенен лукавит, говоря о том, что неоднократно советовал мне уступить законным желаниям народа, – жестко сказал Государь, возвращая бумагу Яковлеву. – Законным желанием народа, как и моим тоже, было как можно быстрее закончить эту несчастную войну. Я мог договориться с Вильгельмом об этом много раз. Но именно Англия больше всего боялась такой договоренности. Она, как, впрочем, и Франция, требовала от России вести войну до победного конца. Им не нужна сильная Россия. Они будут толкать большевиков на гражданскую войну. Они не хотят иметь рядом с собой могущественного конкурента. – Николай на несколько мгновений замолчал, словно удивившись своей неожиданной откровенности, потом продолжил: – Сразу же после объявления Германией войны России, я в семь часов вечера вызвал к себе Бьюкенена, и мы с ним до часу ночи составляли телеграмму Джорджи, королю Англии. Мы должны были действовать с ней совместно. А теперь Бьюкенен, по сути дела, говорит, что Великобритания отказывается от договора о совместной борьбе против общего врага. Это ли не верх предательства?

– Но в заявлении посла есть и другое, – сказал Яковлев.

– Да, – не дав ему договорить, ответил Николай. – Англия не будет мешать установлению власти большевиков во всей России. Теперь мне остается надеяться только на Бога.

– Вы в него верите?

– Вы же сами сказали, что Бог помогает тем, кто молится.

– Не молится, а борется, – поправил Яковлев.

– Молитва – это тоже борьба. За чистоту собственной души.

Николай безучастно уставился в окно, за которым уже начал угасать день. Купы деревьев, бежавшие вдоль железнодорожного полотна, отбрасывали длинные черные тени. Солнца не было видно, впереди поезда светился лишь краешек низкого багрового неба. Он снова подумал о Екатеринбурге, где ему, по всей вероятности, придется взойти на плаху. Странно, но это не вызвало у него никакого страха. «Жизнь, так или иначе, должна закончиться, – подумал он. – Главное, чтобы остались живы дети. У них еще все впереди».