Lithium

– Да уж, довели страну, – сказала бабушка. – До того, как все это началось, на одну мою пенсию можно было прекрасно прожить. Я ушла в восемьдесят третьем, с должности завлаба. А Алексей Михайлович, муж мой покойный и Сашин дед, был директором нашего НИИ. Жаль, что ушел от нас рано… Пока он был жив, мы вообще, можно сказать, горя не знали… Но одно дело – чуть бедней или чуть богаче, а когда две трети страны повергнуты в полную нищету, это как назвать? Ельцин – преступник, его надо отстранить от власти и судить за то, что он сделал с собственным народом…

Она взяла чашку. Отпила чаю. Поставила на стол.

– Мама, вы так говорите, как будто все началось с Ельцина, а не гораздо раньше, – сказала Сашина мать.

– Я такого не говорила. Всю эту кашу заварил еще Горбачев. СССР, несмотря на отдельные проблемы, был все же великой страной. В освоении космоса нам не было равных, в целом ряде научных разработок. А Горбачев, вместо того чтобы решать проблемы, просто взял и все развалил. Перестройку он тут устроил, гласность. Какая же это гласность, если все свелось к поношению Сталина? А ведь это был человек, который выиграл великую войну, спас мир от фашистской гадины. Я имею полное право об этом говорить: я пережила блокаду с первого и до последнего дня. Сталин – не то, что нынешние, о себе не думал, думал только о народе. Когда он умер, вообще ничего не осталось, никакого богатства. Три кителя, и две пары галифе.

Сашина мать посмотрела на меня, улыбнулась.

– Мы вас, Влад, наверное, слегка утомили этими разговорами. Знаете, а Саша о вас очень хорошо отзывается. Говорит, что вы настоящий поэт. Я в современной поэзии не разбираюсь и даже не пытаюсь разобраться, но его мнение для меня что-то значит. Ему непросто было: рос без отца, с детства музыкой занимался по много часов. Но его музыка, можно сказать, и спасла. Потому что, кроме музыки, времени ни на что другое не оставалось. Из ребят, кто с ним в одном классе учился, несколько человек стали наркоманами. А Вася Савицкий попал в тюрьму – с бандитами связался. И здесь, мы должны признать, есть и наша заслуга не в последнюю очередь. Мы его заставляли сидеть и играть на виолончели, пока ровесники занимались, можно сказать, ерундой.

Я поднял глаза на старинные часы в углу. Был уже пятый час.

– Извините, но мне надо идти. Когда Саша придет, передайте ему, пожалуйста, чтобы он мне позвонил. И спасибо за чай.

Я вышел из подъезда. В беседке пацаны пели под гитару песню «Кино» «Скоро кончится лето».

21

Оля и Влад сидели на подоконнике, курили. За окном было темно.

– И что теперь? – спросила Оля.

– Ничего. Ждем. Другого выхода я не вижу.

В дверь позвонили один раз. Послышались шаги, открылась входная дверь. Потом – снова шаги и стук в дверь комнаты.

Дверь открылась. На пороге стояла старуха-соседка.

– Это к вам. И объясните ему, что вам – три звонка, а один – это мне. И вообще, что за люди к вам ходят? Этот – подозрительный тип, уголовник. Я его на порог не пустила. Разговаривайте в парадном.

Влад спрыгнул с подоконника, прошел через комнату, сунул ноги в кеды, затоптав задники, прошел по коридору.

На лестнице стоял один из утренних бандитов. Он схватил Влада за майку, ударил в живот.

Влад сморщился, присел, прислонился к стене.

– Короче, завтра счетчик начинает тикать. Если не вернешь бабло или герыч, то десять процентов в день. И десять палок твоей девке. – Он хмыкнул, сплюнул на плитки грязно-кофейного цвета, стал спускаться по лестнице.

Влад вернулся в комнату.

– Мне надо валить из города. А тебе съехать из этой комнаты и не появляться в клубе какое-то время, пока все не уляжется.

Оля посмотрела на Влада.

– Ты думаешь, что ты вот так вот можешь уехать, и я не поеду с тобой?

22

Оля

Сидячий вагон был почти полон. Время от времени в темноте за окном мелькали огни.

– Пошли покурим, – сказал Влад.

Он подхватил свою гитару в чехле и рюкзак с несколькими книгами и «примочкой».

– Ты все оставляешь? – спросил Влад и кивнул на мой рюкзак.

– Там ничего ценного.

В нем действительно не было ничего ценного: деньги и паспорт лежали в кармане джинсовки.

Мы прошли между рядами сидений. Два мужика с бутылками пива глянули на меня, снова повернулись друг к другу.

– Метизы – тема, конечно, неплохая, – сказал один. – Но надо найти стабильного поставщика…

В тамбуре было наблевано. Мы перешли в тамбур соседнего вагона.

Там стояли два парня и девушка. Она сделала глоток из бутылки портвейна, передала ее парню.

– Ты кому-нибудь сказала, куда мы едем? – спросил Влад.

Я помотала головой.

– Я – только Андрюхе. И то только потому, что нужны были контакты сквота. В любом случае, от него это ни к кому не попадет.

Я повернулась к окну, прижалась лбом к стеклу. В темноте промелькнули огни какого-то поселка, потом – индустриальные здания, освещенные оранжевым светом прожекторов.

Я в первый раз в жизни уезжала вот так, бросив все: с рюкзаком шмоток, несколькими книгами и кассетами. Я спросила себя, что я чувствую, и поняла, что не чувствую ничего.