Пришел только Глеб из журнала «Снег». Он купил бокал пива и сел на стул у стойки, ближайший к сцене.
Ребята выпили перед концертом две бутылки портвейна. Я не пила ничего: став практически менеджером «Литиума», я принципиально не пила перед концертами.
Несмотря на объявление и флаеры в рок-магазине, на «Литиум» пришло человек пять. Плюс еще столько же друзей Эдика и Вадима.
Остальные люди в клубе были из тусовки «Праздника»: ребята студенческого вида, их друзья, девушки. Они сидели за двумя столиками, выпивали и оживленно о чем-то болтали, совершенно не слушая «Литиум».
Но Владу было насрать, остальным тоже. Они рубились по полной, и энергетика со сцены просто перла.
Во время третьей песни, «Никуда», девушка из тусовки «Праздника» – в голубом платье, с длинными светлыми волосами – подошла к сцене. Она смотрела на Влада, не отрываясь, пританцовывала. Непонятно, чем ее могла привлечь такая музыка, но она не уходила.
На «Воспоминаниях», предпоследней песне, Влад достал из кармана шприц, вырвал из упаковки, перемотал жгутом руку и набрал из вены кровь. Он не говорил мне, что собирается что-то подобное делать. Ребятам, наверно, тоже, они глянули на него с удивлением, но продолжали играть.
Влад брызнул кровью на зрителей. Несколько капель попало на лицо и платье девушки. Она испуганно отскочила от сцены. Люди из ее компании крикнули что-то типа «Ты что ебанулся?». Девушка ушла в туалет умываться.
Влад начал играть соло шприцом вместо медиатора, потом бросил шприц в зал.
Без перерыва ребята начали последнюю вещь – «Небо».
В конце ее Вадим вскочил за установкой, оттолкнул стул, стоя, продолжал безумно молотить по барабанам и тарелкам. Эдик бросил свой бас на пол и ушел со сцены. Влад пнул грифом гитары ударную установку, опрокинул «том-том» и тарелку.
Десяток зрителей захлопали. Глеб подошел к краю сцены.
– Парни, я восторге! – сказал он. – Вы – российская «Нирвана»! Я ничего подобного не видел лет пять, со времен сибирского панка. Но это, конечно, было нечто совершенно другое. В вас есть мощнейший, нутряной драйв, который, в то же время, полностью отражает тот ужас, в котором мы все живем. – Он глянул на Влада. – Оставь мне телефон, я хочу сделать с тобой интервью для нового «глянца».
– У меня нет телефона, – сказал Влад. – Оля, дай ему свой рабочий. Оля – моя девушка и наш менеджер.
Потом мы сидели за столиком в углу, пили водку. На сцене играл «Праздник» – вторичный русский рок с дурацкими текстами.
Друзья музыкантов, включая девушку в голубом платье, отплясывали с неуместным удовольствием. Глеб на их выступление не остался.
Оля в черных джинсах и косухе, подошла к двери студии. Остановилась, прислушалась. За дверью звучала инструментальная фонограмма, резко оборвалась.
Оля открыла дверь, вошла в студию. За пультом сидел звукорежиссер с высокими залысинами, длинными волосами, собранными в хвост, в майке «Led Zeppelin». За стеклом у микрофона стояла Инга.
– Привет, – сказала Оля.
Звукорежиссер глянул на Олю. Оля и Инга кивнули друг другу.
– Ну как? – спросила Оля.
– Сама послушай.
Он сделал Инге знак рукой, сказал в микрофон:
– Значит, еще раз «Вкус любви», сначала.
Звукорежиссер включил фонограмму, нажал на запись. Инга запела:
Звукорежиссер остановил запись, замахал руками.
– Перерыв пятнадцать минут, – сказал он. – Отдохни, попей кофе. Там, в конце коридора кухня.
Инга вышла из комнаты за стеклом. Она была в короткой юбке, на высоких каблуках.
– В конце коридора, да?
– Да. Кофе, сахар – все там есть.
Дверь за Ингой закрылась.
Звукорежиссер демонстративно схватился за голову.
– Что, настолько плохо? – спросила Оля. – Я в попсе не слишком разбираюсь. Может, так и надо.
– Ты что, издеваешься? Ты что, не слышишь, что она вообще не умеет петь? У нее слуха в принципе нет. Голос нормальный, пойдет, но слуха – никакого. Медведь на ухо наступил. Или кто-нибудь еще. На демо поет не она, однозначно. Так она спеть никогда в жизни бы не смогла. Я буквально по ноте что-то пытаюсь вырезать. – Звукорежиссер почесал у себя под носом. – Короче, у меня такое предложение. Давайте не заниматься херней. Я найду вокалистку, которая запишет все партии. И вам это дешевле обойдется, чем оплачивать ее такую суходрочку в студии, а потом мою суходрочку с этим материалом. Все равно ж она будет петь под «фанеру». Голос подберем максимально похожий чтобы, если там на ящик позовут или на радио, не было так заметно.
– Хорошо, я поговорю с ее продюсером и моими боссами.
Я зашел в кофейню, огляделся. Помещение было тесным: всего пять столиков. Одну стену занимала абстрактная картина в ярких цветах. В окна проникал непривычно яркий после зимы солнечный свет.
Глеб сидел за столиком в углу. Перед ним стояла белая чашка с кофе. Он помахал мне рукой. Я подошел. Мы поздоровались за руку.
– Фотограф задерживается, – сказал Глеб. – Если не успеет, потом договорится с тобой в другом месте. Окей?
Я кивнул.