Литнегр, или Ghostwriter

Но в случае заказного романа нет у меня этих самых лет. А что же есть? А есть у меня десяток волшебных страничек под названием «синопсис».

Если верить Советскому энциклопедическому словарю, греческое слово «synopsis» (с ударением, кстати, на первом слоге, хотя все в издательстве упорно ударяли по второму) означает «обозрение». В те давние времена, из которых оно начало свой путь, обозревались битвы, государственные перевороты и прочие события важные, примечательные… короче, исторические. То есть — реальные. Много веков спустя это словцо стало обозначать изложение событий вымышленных — происходящих в романе, кратким содержанием которого автор желает поделиться с редактором, литературным агентом или другим заинтересованным лицом. События, подчёркиваю, вымышленные, однако приобретшие по крайней мере ту мнимую, но оснащённую живой плотью характеров и деталей несомненность, которой надлежит удерживать читательское внимание на протяжении тринадцати или около того авторских листов.

Профессия литературного негра заставила слово «синопсис» приобрести новый, непредвиденный смысл. Для литнегритянского племени синопсис — это такая цидулька, которая описывает события вероятностные. Сюжет, который ещё не написан, а существует только в голове сочинителя синопсиса (в моём случае это Двудомский); герои — едва намеченные призраки, голые функционирующие схемы, которые только предстоит обрастить плотью и кровью, и одеждой, и всем остальным.

Итак, вернёмся к событиям вскоре после заключения контракта, когда я была молодой неопытной литнегритянкой и верила в синопсис. Августовский погожий денёк только начался, муж только что ушёл на работу, а я сижу, штудирую выданные мне листочки с тяжёлым чувством, что я, бестолочь огородная, чего-то не понимаю… А не понимала я многого. Например, как преступник-искусствовед мог оставаться уважаемым в своей среде человеком с незапятнанной репутацией, несмотря на то, что трижды был замечен Интерполом в похищении шедевров живописи? Причём улик против него было столько, что ему лишь каким-то адским образом удалось выйти сухим из воды. И майор Пронюшкин на протяжении ста двадцати страниц упражняется в дедукции, многозначительно морщит лоб, хотя ему достаточно было связаться с базой данных Интерпола и получить виновного в краже картин из Эрмитажа на блюдечке с каёмочкой… Непонятно также было, как персонажи осуществляют телепортацию, умудряясь присутствовать в одно и то же время в разных местах: синопсис говорит, что матёрый рецидивист Веня Мокренький совершил убийство коллекционера Оглоблина тогда-то и там-то, зато десятью абзацами позже заявляет, что пресловутого Веню как раз в это время вызывали на Лубянку, где сильно трясли на предмет причастности к тому самому убийству. Может, я такая тупая и ничего не понимаю в детективах?

Но сильнее всего ввергала в недоумение финальная сцена. После того, как злодей-искусствовед (роль для великого актёра американских киноужасов пятидесятых годов Винсента Прайса!) был схвачен, изобличён и отдал следствию все похищенные шедевры, его подручные, вместо того, чтобы залечь на дно и воспользоваться деньгами, полученными от своего шефа, с оружием в руках захватывают Эрмитаж и устраивают там героическую оборону Севастополя. Спецназ и милиция штурмуют Зимний, то есть ныне Эрмитаж, попутно круша немереную прорвищу произведений искусства, но преступники держатся до последнего и гибнут — все как один.

Поведение, мягко говоря, неадекватное — учитывая, что о наркотиках речи не шло. Может, преступники добиваются освобождения своего обожаемого Винсента Прайса? Так нет же: они обрисованы как личности корыстные, давно хотевшие избавиться от искусствоведа, который отбирал у них львиную долю прибыли. Хоть какой-то мотив у них должен быть?

Об этом я решила посоветоваться — минуя ступени субординации — с главным редактором издательства, который велел обращаться к нему по всем вопросам.

— Алло, Александр Давидович? У меня такой вопрос…

В телефонную трубку я отчётливо слышала, как звонят другие гендиректорские телефоны, как заходят посетители в гендиректорский кабинет. Похоже, гендиректор был крайне занят. Игнорируя намёки на эту занятость — и стремясь показать себя как можно более добросовестным гострайтером — я принялась описывать ситуацию обороны и штурма Эрмитажа. Однако гендиректор, постоянно отвлекающийся на «Положи это вон в ту папку» и «Позже, позже», не увидел в ней преступления против логики. Чтобы показать, что именно здесь нелогично, я стала излагать более подробно. С тяжёлым вздохом он начал выдавать торопливые рекомендации, которые, будучи реализованы, добавили бы сумасшествия сюжету — и, вконец иссякнув, взмолился:

— Детка, ну у Двудомского песок из мозгов сыплется, ну придумай что-нибудь!