Литнегр, или Ghostwriter

Но — читатель?.. Когда я задумывалась о том, какие люди читают моё литнегритянское творчество, то против воли начинала смущаться. Всё-таки занятие это не совсем честное — попросту обман населения… Да, работа гострайтера всегда сопряжена с обманом, но этот обман может быть минимальным. Допустим, политик, спортсмен, актёр или просто человек с необычной биографией хочет написать мемуары, а литературных способностей нет. В таком случае на помощь придёт литобработчик — фактически тот же литнегр, — который, записав воспоминания этой яркой личности на диктофон, обработает их и представит в удобочитаемом виде. Естественно, на обложке будет значиться имя яркой личности, но это и понятно: читатель не ищет изысков стиля, он жаждет узнать изнутри о жизни персонажа, которого постоянно видит на телеэкране… Пишут же спичрайтеры государственным деятелям речи? Ну, не может один человек уметь всё! И если ты купил книгу, подписанную именем политика и содержащую подлинные воспоминания политика, значит, он получил, что хотел.

Однако я занималась кое-чем другим. Я должна была писать вещи не документальные, а художественные, пусть даже маловысокохудожественные; создавать литературу, пусть даже её мусорную часть. А для этой части литературы личность автора тесно, проникновенно слита с текстом — по крайней мере, так привыкли думать читающие люди, так и я когда-то думала. Как же мне с этим быть — мне, которой долго приходится собираться с силами, чтобы выдавить из себя даже мелкую, даже из вежливости бытовую ложь? Чтобы подыскать моральное обоснование, пришлось вернуться в прошлое.

В тоскливое прошлое. Я только что закончила институт и поступила в аспирантуру, благо нет большого количества желающих возиться с микропрепаратами и защищать диссертации в годы девяностые, смутные и безденежные. Но я одна, без мужа и детей, у меня есть пенсия по инвалидности, так что кафедральная зарплата не кажется такой уж микроскопической, а защищаться рано или поздно всё равно придётся, все говорят, что с моими мозгами не миновать мне научной степени, так уж лучше сразу, пока не утеряны полученные в институте знания и есть драйв… Но драйва надолго не хватило. Слишком быстро это всё переродилось в рутину: текучка вскрытий, студенты, кафедральные собрания с их вечными состязаниями между двумя партиями, профессора и завуча, с кисло-вежливой борьбой бульдогов под ковром; сбор опухолей в хирургическом отделении, поездки с ними на край московской географии за метро Молодёжная в кардиоцентр, темнота и зелёное свечение в электронном микроскопе… И ве-еч-ная зима-а-а-а! Нет, поскольку в аспирантуре я пребывала два с чем-то года, между двумя зимами вроде положено было вклиниться хотя бы одному лету, но почему-то, стоит вспомнить то, что было до защиты диссертации, картинка перед глазами одна: густой фиолетовый вечер, переходящий в полярную ночь. Снега, снега и снега.

И ещё — книги. Покетбуки в мягких обложках: читать что-то надо, без книг мой подсевший на них организм просто вырубится, а на серьёзную литературу не хватает ни времени, ни сил. Я, разумеется, читала и свои любимые ужасы, но качественные ужасы в наших широтах попадаются не настолько часто, чтобы их хватило для повседневного рациона. Так что на помощь пришли детективы. Не всякие: бандитско-ментовские, где действие крутится вокруг больших бабок и борьбы за власть, отсекались ещё на подлёте. Наиболее притягивали повествования о заурядных людях, в чьи жизни вторгается нечто неведомое, и пусть оно получало в конце концов реалистическое объяснение, я готова была продираться сквозь механистические, иногда надуманные подробности расследования, чтобы хоть на миг сквозь них просквозила тайна. Ведь тайна — это моё! Моё главное! Бывают люди тайноцентричные и явноцентричные, и первые достигают меньшего, зато живётся им по-своему легче, потому что действительность для них всегда расцвечена дополнительными оттенками: сквозь бытовизм сквозит изнанка, которая неуловима и влекуща, и если существует тот свет, я взыскую в нём не райских кущей: пусть мне там откроют самую большую тайну на свете.

… Диссертация, снега и книги, в которые можно уйти, чтобы не спрашивать себя: мне действительно нравится жизнь, которой я живу? Я действительно этого хотела? Хотела ли я этого или чего-то другого? Неудобные вопросы — тем неудобные, что я отлично знаю ответы. Книги я пишу всю жизнь. И хочу, чтобы они печатались. Хочу зарабатывать этим. А никакой не медициной! И, чтобы забить эти неудобные мысли, беру чью-то чужую книгу и ныряю в неё с головой…