Ну да, рука моя не потянулась к Двудомскому даже в период аспирантуры. Но был перед глазами пример подруги, умной и образованной, нестандартно мыслящей, которая во время крупных семейных передряг перешла на рацион, состоящий исключительно из любовных романов. Что естественно, то не позорно! Так что я решила, что работаю для людей, находящихся в сложной жизненной ситуации. Эдакая сестра милосердия. Да, я не открываю своего имени, но это и неважно: не всё ли равно для больного, в чьей руке блеснёт шприц с обезболивающим? Думая об этом, я проникалась к читателям Двудомского искренней симпатией. Отдохните, мои дорогие, а я буду стараться, чтобы вы получили удовольствие. Тем более что мне самой это не противно…
— Тебе это точно не противно?
Олег избавился от предчувствия, что я не смогу справиться с этой работой, убедился: справляюсь. Даже с удовольствием слушал о том, как меня на ней полюбили. Ему нравится, когда меня хвалят. «Жена — слава мужа», — повторяет он в такие моменты.
— Мне нормально. Более чем! Я даже втянулась.
Дело происходит за завтраком. Беру крекер из пачки.
— Хотя на самом деле все милицейские детективы — лютое безобразие.
— Лютое! — подхватывает Олег. — Нечеловеческое! Ангелическое!
Это из передачи «Финал мира». Произносить надо голосом Дудина — тем самым, который пробудил меня от медицинской спячки ещё до прихода в ИЖЛТ. Сижу, понимаешь, над своей диссертацией за полночь, фоточки опухолей в разрезе на листики клею, чтоб не заснуть, включаю радио — и тут, блин, текст Жана Рэ в сочетании с интонациями, подымающими мёртвых со дна Тихого океана, у меня аж фотографии из рук выпорхнули. Подумала: то ли пророка слышу, то ли гения. То ли впечатляющего, но пережимающего с пафосом актёра. Впоследствии, когда я с Дудиным познакомилась, чаша весов склонилась в сторону гения. Пять языков в анамнезе, среди них — латынь и греческий, рассуждения буквально на любую гуманитарную тему, в какую ни ткни пальцем. Не Искушевич, но близко. И гораздо нестандартнее. И не так академично.
С чего он мне пришёл на ум — с утра? Э, да ладно. Главное, нам тут с Олегом уютно с утра за общим столом. Фрагмент «Финала мира» вписан в наш общий код, которым, если обмениваешься, то ничего не приходится разъяснять.
И хорошо.
Глава 8
О книге — по обложке
Мы встретились зимой недалеко от моего дома возле церкви Филиппа Митрополита. Там на углу есть книжный лоток, которым я вообще-то пренебрегаю, предпочитая соседний, где продаются по очень низким ценам книги, которые не пользуются популярностью — и именно поэтому способны меня заинтересовать. Но сегодня меня привлёк лоток, на котором продаются вполне себе популярные книги. Сердце забилось, как только глаз выцепил название, словно рефлекторная дуга пролегла между глазом и сердцем, минуя мозг. Мозг в это время тщательно пытался понять, что за ерунда такая? — но абсолютное, уверенное знание уже захватило, заставило остолбенеть на месте. От восторга? Или от досады? Это мой роман, мой первый вышедший в крупном издательстве роман! Но ведь не мой, не под моим именем? Да какая разница, когда уже влечёт прикоснуться к обложке, на которую залетают из-под зелёного тента снежинки, увидеть на рыхловатой дешёвой бумаге фразы, которые я пять месяцев назад видела на экране собственного компьютера. Дополнительное вознаграждение. Сверх гонорара.
Вообще-то от издательства мне полагался экземпляр. Даже три. Но я хотела получить его немедленно! Поэтому не стала вдаваться в расчёты, какую часть гонорара я сейчас потрачу, купила книгу, в которой, я знала, не найду ни единого упоминания о себе. Ни на обложке, ни на титульном листе, ни в выходных данных. Моя книга — без меня. Это было внове. Но это было то, к чему надлежало как можно скорее привыкнуть. Вступить в сложные взаимодействия с собственным текстом, каким он становится на бумаге, что-то одобрить, от чего-то в отвращении содрогнуться. Сделать выводы.
Признаюсь: я так и не осилила собственный роман целиком. Однако так отрадно выхватить несколько кусков то из одного, то из другого места, полюбоваться, иногда машинально потянуться отредактировать, вспомнить, что изменить ничего нельзя, полюбоваться всё-таки тем удачным, что в редактуре не нуждается… А ведь получилось!
И тем не менее… Взглянешь на обложку — и облом: имя-то не твоё стоит. Значит, все твои «получилось» припишут Двудомскому.