Однажды мне довелось побывать на экскурсии в подмосковном хозяйстве, где выращивают страусов. Грациозные пернатые жирафы расхаживали внутри просторной бетонной ёмкости, похожей на безводный бассейн. При попытке сфотографировать такое существо оно чуть не склюнуло мобильник. «А они вас узнают? Привязываются?» — растроганная длинными ресничками вокруг страусиных гигантских глаз, спросила я служителя. «У них памяти хватает на три дня, — поставил он крест на моей сентиментальности. — Дальше наступает перезагрузка».
Типичный читатель проекта глупее страуса: памяти хватает на один роман. Дальше наступает перезагрузка. То, из-за чего придирается к литнеграм Хранитель Информации — логические несостыковки, полностью меняющие биографию постоянные персонажи, накладки в описаниях семейной жизни главного героя — проходит бесследно для читателя проекта, не оставляя на его безмятежном потребительстве новых романов ни следа. Хранитель Информации об этом знает и потому не слишком придирается: на моей памяти не было случая, когда из-за такой мелочи велели бы переделывать роман. Сроки поджимают, скорей-скорей, сойдёт и так, для кого там стараться!
Мне трудно сказать, каковы представления о мире у страуса; что они считают возможным в принципе, что невозможным. Удивился бы страус, если бы на его глазах слон взмыл в небо как воздушный шарик, понятия не имею. Но точно знаю, что представления о возможном и невозможном у читателя проекта крайне размыты. Его не смущает огромное количество Двудомского на всех придорожных лотках, он искренне верит, что роман в пятнадцать авторских листов возможно накалякать за три недели и ещё при этом вести светскую жизнь, и никак не ограничивать себя в жизни личной, и после всего успевать ещё лопотать в интервью о светских новостях, о детях и домашних питомцах. Нет, вряд ли типичный читатель проекта тупее страуса. Но где-то на его уровне точно.
Но если читатель проекта настолько презренное существо, почему я всё-таки упорно вылавливаю алогичности синопсиса и довожу сюжет до максимально возможной внятности, стройности и продуманности? Зачем, теряя в скорости, возвращаюсь к предыдущему абзацу и правлю фразу, которую, точно знаю, проскользят глазами и не заметят? Ради кого это всё?
Во-первых, для себя: писать детектив, в котором концы с концами сходятся, а события вытекают одно из другого, намного легче (ну, мне, по крайней мере). Во-вторых… тоже для себя, но прошлой: для наивной, но неглупой потребительницы детективов. Помнится, в эпоху аспирантуры попалась мне одна книжуся. Главную героиню преследовала девушка, которая представлялась именем цирковой артистки, умершей много лет назад и очень на неё похожей. В конце концов выясняется, что они обе — дочери от разных отцов той самой артистки, ныне здравствующей, просто сменившей имя… И вот на этом моменте поехала моя читательская крыша. Допустим, главная героиня могла ничего не знать о прошлом матери — хотя вроде бы времена «Принцессы цирка» давно миновали, и такая деятельность позором не считается. Допустим даже, бывшая акробатка уничтожила все свои фотографии циркового периода, о котором хотела забыть. Но как, ну как, спрашивается, девушка могла не заметить сходства преследующей её фурии с матерью и с собственной персоной, которую ежедневно видела в зеркале? Я осталась разочарована: мне подсунули обманку! И теперь мне как-то не хотелось подсовывать обманку… не страусу — самой себе.
Ну а в-третьих, и для редакторов немножко тоже. Раз уж я в издательстве на хорошем счету, надо беречь собственную репутацию. Вдруг когда-то предложат что-то и под своим именем издать. Разве не для этого сюда шла?
Вообще-то да. Вообще-то для этого. Правда, чем дальше, тем реже об этом вспоминаю. Когда я в последний раз писала что-то не заказное? Всё для читателя проекта, чтоб он сдох!
Но зачем же так себя ограничивать? Втянувшись и осмотревшись, я осмелела. Во мне пробился азарт написать что-то своё. И я даже знала что: роман о музыкантах, чья область — независимая электронная музыка. Не то, чтобы я её любила (хотя отдельные произведения и даже альбомы мне нравились), но тесное общение с мужем, занимавшимся этим разделом искусства, открыло мне столько странных человеческих судеб и специфических взаимоотношений, что отказаться от такого богатого материала было просто невыгодно. Если же сюда приплюсовать линию падшего ангела — и того, для чего ему понадобилось склонять на свою сторону трёх музыкантов, живущих на расстоянии многих километров один от другого… Вещь начинала складываться. И то была редкая разновидность вещи, которая сама выбирает себе название.