Читаем Литнегр, или Ghostwriter полностью

Удивительно звучали такие признания в начале двенадцатого. Да ещё эта выспренность и этот спотыкающийся голос… Я подумала, что человек нездоров. Возможно, у него высокая температура. Но вне зависимости от того, болен редактор или нет, я знала, что в его похвалах есть доля истины. Я и не заметила, когда превратилась для издательства в самого качественного Двудомского — одного из самых качественных, по крайней мере. Несмотря на мой произвол касательно семейства майора Пронюшкина, несмотря на пренебрежительное отношение к персоне героического майора и его старых друзей, что-то в том, что я пишу, цепляло людей. Мои романы хорошо раскупались: не видела их на лотках распродаж, куда обычно стекались целые тонны двудомских разных сортов и разновидностей. Возможно, у меня даже образовался свой читатель. Неведомый читатель замаскированного писателя… Н-да. Здравствуй, признание: вот уж не подумала бы, что ты таким бываешь!

А ещё у меня образовался почитатель. В виде того самого редактора, который взял моду звонить мне ближе к полуночи и признаваться в любви к моему стилю. Если в первый раз это было в некотором роде приятно, то потом стало тревожить и раздражать. Что бы это значило? Загадка какая-то…

<p>Глава 11</p><p>Снова Розеткин</p>

За всеми этими заботами я совершенно забыла об Алле. Однако она сама объявилась с просьбой: не выскажу ли я своего мнения о двух романах Андрея Розеткина? Точнее, разумеется, о двух романах, написанных для Андрея Розеткина. Романы были с умеренным мистическим компонентом: нет, не хоррор, не готика, скорее нравоучительно-бытовые повествования, где столкновения с потусторонним миром даёт возможность герою понять, как он был неправ, и измениться; где злые получают в финале наказание, а добрые — награду. Мне такая морализирующая впрямую в лоб линия всегда была, пожалуй, не близка, но — почему бы нет? А вот написано было так себе. Даже не так себе, а откровенно халтурно. Вместо того чтобы выпускать персонажей постепенно и знакомить с ними читателя, автор вытаскивал их в кульминационные моменты как кроликов из шляпы, либо сваливал всех в кучу, из-за чего финал представлял собой подобие праздника города, где в толпе с трудом можно различить отдельные знакомые лица. Иных персонажей, возникших для чего-то в начале, он непринужденно терял или переименовывал. Язык соответствовал композиции: независимые деепричастные обороты типа «подъезжая к сией станции, у меня слетела шляпа» резвились, как бациллы в общественном туалете; о трех «который» в одном предложении даже упоминать не стоит. Душераздирающее зрелище. Неужели Алла, которая еще недавно писала тонкие милые рассказы, опустилась до такого?

Нет. Как выяснилось, не Алла. С удивлением узнала я, что Розеткин за то время, пока я трудилась на Двудомского, изрядно продвинулся. И вообще, он больше не Розеткин, а — Ток. Это резко, необычно, это запоминается. Видно не у меня одной вызывала смех его настоящая фамилия… Так вот, Розеткин оставил позади своё смешное прошлое: он формирует настоящий проект, под который уже набрал литнегров. Литнегры молодые, неопытные, к тому же работают они способом, который мне всегда казался диким: разбивают роман на части, и каждую часть пишет отдельный литнегр. Неудивительно, что текст представляет собой уродливое лоскутное одеяло!

Ну, раз я могу сказать, где и в чём напортачили безвестные труженики нашего фронта, почему бы мне не сделать этого для Аллы? Во мне проснулся азартный критик, а он во мне тоже водится, не сомневайся, читатель, и просыпается, завидев что-то настолько прекрасное, что так и тянет проанализировать — из каких компонентов складывается его красота, или настолько отстойное, что просто невозможно пройти мимо и не пнуть; последнее, наверное, характерно для всех нас, литературных неудачников. Так мы на миг кажемся себе чуть выше, чем есть.

«Короче, Аллочка, дело к ночи! Опишу, как планирую выйти из положения. Извини, если не всегда покажусь корректна, но если уж меня пригласили консультантом, я обязана внести в историю болезни и данные осмотра, и свой диагноз. Тем более что больной небезнадёжен. Хотя лечение предстоит основательное…

Перейти на страницу:

Все книги серии Романы от Дикси

Похожие книги

100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Русский крест
Русский крест

Аннотация издательства: Роман о последнем этапе гражданской войны, о врангелевском Крыме. В марте 1920 г. генерала Деникина сменил генерал Врангель. Оказалась в Крыму вместе с беженцами и армией и вдова казачьего офицера Нина Григорова. Она организует в Крыму торговый кооператив, начинает торговлю пшеницей. Перемены в Крыму коснулись многих сторон жизни. На фоне реформ впечатляюще выглядели и военные успехи. Была занята вся Северная Таврия. Но в ноябре белые покидают Крым. Нина и ее помощники оказываются в Турции, в Галлиполи. Здесь пишется новая страница русской трагедии. Люди настолько деморализованы, что не хотят жить. Только решительные меры генерала Кутепова позволяют обессиленным полкам обжить пустынный берег Дарданелл. В романе показан удивительный российский опыт, объединивший в один год и реформы и катастрофу и возрождение под жестокой военной рукой диктатуры. В романе действуют персонажи романа "Пепелище" Это делает оба романа частями дилогии.

Святослав Юрьевич Рыбас

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное