Строго по делу я спросила, могу ли уже сегодня подписать контракт. Сказали, что могу, если паспорт с собой (конечно, обижаете, всегда при себе, как сердце в груди). Договор был стандартный, подготовили его быстро. Я листала документ в состоянии, близком к панике. Сумев однако прочесть, что согласно ему я не обязуюсь передать в собственность издательства свою квартиру и миллион долларов в придачу, а, наоборот, издательство и писатель Двудомский лично намереваются мне кое-чего заплатить за текст, права на который я им отдам, подмахнула подпись на полях каждой страницы плюс ещё на отдельных листах.
Впоследствии мне не раз доводилось держать в руках договоры — и на этот роман, и на следующие, — и все они были примерно одинаковы. Автор обязуется в соавторстве с Двудомским Н. Е. (далее Соавтор) создать по заказу Издательства литературное произведение под условным названием… допустим, «Предсмертный выстрел»… объёмом не менее 15 а.л. В случае, если Автор не представил Произведение в соответствии с условиями настоящего договора, он обязан возместить ущерб, нанесённый издательству.
Что касается денег, сумму мне сулили смешную: 3000 (да, три тысячи) рублей. В 2004 году, о котором идет речь, они весили побольше, чем в том, в котором я пишу эту правдивую книгу, но всё-таки… Зато имелось дополнение, согласно которому издательство выплачивало мне гонорар — 1750 долларов США в рублёвом эквиваленте по курсу. И наделяло тремя экземплярами вышедшей книги. Все права на произведение тоже принадлежали издательству. Кто бы сомневался!
Меня проводили в зал, по-зарубежному разделённый полупрозрачными перегородками на офисные отсеки, и пока в одном из них юрист — сердитая девочка со светлым конским хвостом на макушке и командирскими, со множеством подробностей и кнопочек, часами на загорелом запястье — оформляла мой контракт, я читала ещё тёплый, свежевыпеченный в принтере синопсис. Сперва пробовала читать медленно, вдумчиво, как учебник по геометрии, потом страницы, общим числом штук двадцать, начали перелистываться быстрее. Потом ещё быстрее. Потом превратились в кучу-малу, разобрать что-либо в которой не хватало ни сил, ни желания.
Общее впечатление? Никакое. Сюжет, основанный на хищениях произведений искусства, не задевал. Обилие оперативно-розыскных подробностей и милицейских званий создавало впечатление, что меня пригласили на работу в зоопарк с требованием срочно изучить повадки всех экзотических питомцев. Язык синопсиса был далёк от литературы, местами и от орфографии. Ну и что? Это работа. За неё платят деньги.
При чём здесь личный интерес? При чём здесь вдохновение и прочие архитектурные излишества?
Но страница номер восемь — о, эта страница номер восемь! Сначала безразлично перевернув, я снова вернулась к ней. Сквозь неё мельком проступала второстепенная линия: события, происходившие во время Второй мировой войны в пыльном городке на границе трёх государств — в регионе, который мне случалось и посещать, и описывать по собственной инициативе. Восточная Европа, Западная Украина — это ж самое оно, моё! Давние события, вымышленные автором синопсиса, были корявы и нелепы, а поступки героев неправдоподобны с точки зрения общераспространённого здравого смысла, но тем самым импонировали мне, которая всегда предпочитала чистеньким освещённым улицам тривиальной психики закоулки и лабиринты нелинейного бытия.
«А ведь это можно написать… А ведь это хочется написать!»
И вот забрезжила в тумане чужого милицейского мышления точка, вокруг которой начнёт собираться роман: какая-то микроскопическая магнитная зона, притягивающая железные опилки сюжетных подробностей, диалогов, описаний… Ведь каким способом для меня обычно и зарождается роман, повесть, рассказ? Сперва возникает какая-то вроде бы ерунда: обрывок диалога, а кто говорит, не видно. Или внутренний монолог героя, с которым я пока не знакома. Или сценка, в которой происходит нечто странное, и важно понять, что же именно происходит… Вот именно: важно понять! Главное — не сама эта мелочь, а красная нить, которая к ней привязана. А что на другом конце нити? Потяни — узнаешь, насколько крупна добыча.
И в минуту, когда я примирилась с тем, что буду писать не своё и не для себя, подоспел контракт, долженствующий удостоверить, что литературно я отныне не Фотина Морозова, а…