Не понимаю другого — и пытаюсь вычислить: так чего же всё-таки хотел Маке, денег или славы? То, что он отказался от претензий на авторство за весомую по тем временам плату, продолжил безымянно работать на Дюма, а также то, что, в отличие от промотавшего баснословные гонорары патрона, он под конец жизни остался весьма состоятельным месье, владельцем средневекового замка, да и детишек не обделил наследством, характеризует его как человека, высоко ценящего материальные блага. Но ведь что-то заставило его судиться с Дюма за авторство «Трёх мушкетёров»? Значит, славы хотелось, болезненно хотелось… Так почему же он в самом начале отказался от возможности поставить «Маке» рядом с «Дюма» на обложке «Шевалье д'Арманталя»? Почему?
Ну а если бы мне Двудомский предложил сотрудничать на схожих условиях? Дескать, пожалуйста, дорогая Фотиночка, ставлю ваше имя на обложке наравне со своим, но — безо всяких тысяч долларов. Три тысячи прописанных в основной части контракта российских тугриков — для нераскрученного автора предел. Получите, распишитесь. Хотите больше — раскручивайтесь сами и обрящете. Когда-нибудь.
В самом деле, тот ещё выбор!
Глава 25
Застрявшая
— Слушай, но ведь теперь у нас есть деньги! Что тебя держит на этой работе?
Миновало полгода после смерти отца, завершились перипетии оформления наследства, даже риелтора я подыскала удачно, и квест «Сдай квартиру» можно было признать состоявшимся. Деньги к нам поступали каждый месяц — вполне приличные, чтобы жить. Но я не обращала на них особенного внимания, ежедневно загоняя себя за компьютер, чтобы выдавать ежедневные двадцать тысяч знаков про майора Пронюшкина.
— Ты что, не можешь писать для себя?
— Я пишу и для себя! Ты что, не видишь?
Да, так. Предмет моей личной гордости: параллельно заказной продукции писать свои романы. Непопулярные ещё при зачатии, с языком, который не желает удерживать себя в рамках приличной гладкости, с теми сюжетами, которые никогда не будут приняты дядюшкой Хоттабычем. Один такой рождался параллельно написанию второго заказного романа, на который было выделено неожиданно много времени, так что хватало и на то, и на другое. Когда это было, впрочем? Иногда вот так спохватишься: вроде казалось, совсем недавно я лежала перед ноутбуком, лелея собственных персонажей параллельно агрессивной компьютерной игре, а ведь уже год прошёл… два года прошло… два с половиной года моей жизни прошло…
К чёрту! Я меряю время жизни не годами, а книгами. Одна книга… вторая книга… две книги сразу… Надо только отделять свои от чужих. Но я и так отделяю. Не путаюсь.
— Ты могла бы работать на себя больше! Чего ты ждёшь?
А чего я и вправду жду? Вообще-то ничего. Я же не спрашивала себя во время работы на кафедре, чего я жду от медицины. Просто был алгоритм: два раза в неделю — студенты, один день в неделю — вскрытия, один или два, в зависимости от того, есть нужный пациент или нет — хирургический блок, взятие опухоли, заморозка-окраска в центре Бакулева, вот и все дела. Так и сейчас: я просто нахожусь в потоке, который несёт меня ежедневно: от 5 тыс. зн. — к 20 тыс. зн., но если даже меньше, переживать не стоит, я ведь знаю, что всегда сумею наверстать и сделать как надо, ведь я лучший литнегр в издательстве…
О! Вот оно: «лучший литнегр в издательстве». Это же мне муж рассказывал: как-то раз пришли мы в издательство вместе, и пока я оформляла новый договор в юридическом отделе, дядюшка Хоттабыч заговорил с Олегом. Возможно, заподозрил в нём родную кровь: моего мужа из-за его больших печальных карих глаз часто принимают за еврея, хотя кровь в нём другая, не русская, но менее популярная, чем еврейская… Так вот, дядюшка Хоттабыч говорил о том, насколько я талантлива. Что мне с восторгом передал тогда Олег:
— Напиши для него что-нибудь!
— Напишу, — пообещала я.
Но вот честно, нет у меня ничего, что вписывалось бы в концепцию издательства. «Ужасы? Не-ет, ужасы мы издавать не будем!» А писать что-то вроде любовных романов, городских и бытовых, на что как-то раз намекнул тот же дядюшка Хоттабыч, абсолютно не тянет. Лучше уж Пронюшкин.
Но должна же я хоть что-то получить от звания лучшего литнегра этого сра… извините, этого известного издательства! Вот и не ухожу, вот и жду у моря погоды. Вдруг получу что-нибудь. В конце концов, это тоже работа. С детства от мамы я усвоила, что работа — это главное.