Литнегр, или Ghostwriter

Постепенно, небыстрым шагом мы добрались до подземного перехода, а сразу по ту сторону был уже Аллин дом. Старый. Серый. На первых этажах таких домов гнездятся элитные магазины; здесь лифты медленно и тяжело проплывают в сеточных клетках, как осьминоги в тесных аквариумах, а потолки такие высокие, что кажется, будто дополнительный куб воздуха расправляет твои лёгкие. В квартире ремонт: один из дверных проёмов не до конца переделали в модную арку, на старом паркете там и сям были расстелены газеты и стояли железные банки с краской. То, что прямо под голой лампочкой был накрыт стол, придавало происходящему характер студенческого ужина, вечеринки весёлых единомышленников.

Этот формат успешно поддерживал Волк — худой, с прямыми торчащими волосами цвета колкой соломы и прямыми плечами, которые то и дело вздымались вверх, то вопросительно, то утвердительно. Громким голосом, не давая никому просочиться в паузы, он рассказывал, как набирал команду Андрея Тока, и это напоминало отчёт полководца, собирающего войска; рисовалась гигантская империя, объединённая именем одного человека — фактически не существующего, однако больше чем существующего: это имя было как название древнего царства, и я смутилась перед этой мощью, ощутив себя частью чего-то грандиозного, чего-то несравненно более величественного, нежели скромная и затёртая я. Волк говорил так плотно, сыпал информацией и шутками, что это напоминало выступление актёра, который любой ценой хочет удержать зал.

За вином, нарезанным брусочками сыром и бутербродами (в угощении тоже было что-то юное и напрочь студенческое), Алле тоже удалось вставить словечко. О том, как она модераторствовала на одном форуме. Для меня это казалось невероятным подвигом: форумного и сетевого общения тогда я боялась. И слегка обалдела, когда Волк сказал:

— Ну, ты любишь потрепаться. У всех женщин язык без костей, как у всех вас, женщин. Эмоции-то впереди мозгов бегут.

Я ожидала, что Алла включит модератора на форуме и отбреет любимого столь же едкой репликой. Я придумывала, как получше отбрить его самостоятельно. Однако Алла приобняла Волка за талию и влажно посмотрела на него снизу вверх. А потом — торжествующе — на меня.

Тут до меня дошло…

Женщины, которых растили как женщин, и женщины, которых растили как людей, — два племени, несхожие по своим повадкам. Два мира, живущие по разным законам, причём мир женщины, которую растили как женщину, более совпадает с реальным обществом, таким, каково оно есть. Поэтому она иногда проигрывает в крупном, однако никогда не спотыкается о препятствия, которых женщина, которую растили как человека, просто не заметит — и очень удивится, откуда взялась эта рана. Женщина, которую растили как женщину, не выберет профессию, не подходящую для девочек, зато знает правила игры «Сделай это для своей зайки, ты же мужчина!» Она убеждена, что никакого равенства от природы между мужчинами и женщинами быть не может — и находит в этом удовольствие. Там, где женщина, воспитанная как человек, увидит хамство и обидится, женщина, воспитанная как женщина, разглядит комплимент — и будет права. Называя её дурой, мужчина действительно говорит: «Ты — моя». Ведь этот мужчина привык иметь дело с женщинами, воспитанными как женщины, он знаком с тайным кодом: хочешь показать девочке, что она тебе нравится, — дерни за косичку.

В силу домашнего воспитания и чтения огромной массы правильных советских книг, где мужчины и женщины наравне совершали боевые и трудовые подвиги, а также вследствие своей социальной тупости я разбиралась в девичьих премудростях как улитка в тригонометрии. Поэтому так перевернуло меня озарение, случившееся в поезде, где довелось больше суток ехать в компании полузнакомых людей. Двое из них — мужчина-психолог и женщина-бухгалтер, — застилая свои полки свежевыданным бельем, завели диалог, воспринимавшийся мною поначалу как перебранка: он атаковал ее насмешками, она отвечала словно бы уклончиво, но так, чтобы насмешки продолжались, подбрасывала то хворост, то полено в их костер. Какое-то напряжение маячило за этим, какая-то энергия, исходящая с двух сторон… «Да они же флиртуют!» — полыхнула догадка, и все встало на свои места, и я застыла возле окна, за которым проносились однообразные южнорусские пейзажи, шокированная и торжествующая, точно викторианская учёная дама, которой удалось подглядеть причудливый обычай аборигенов Андаманских островов.

Подобная сцена разворачивалась и сейчас, позволяя мне определить: ага, значит, Волк для Аллы — её мужчина. Но тогда Андрей Ток её… кто? Литературный император? Царь? Или… бери выше… Бог? А почему нет? Алла говорит о нём с таким благоговением!

Я едва сдержала неуместное хихиканье: мне представилась картина эпохи позднего кватроченто «Алла получает очередной синопсис Тока». Во весь монитор горит картинка: оснащённое ангельскими крыльями письмо. Склонённое лицо Аллы, выхваченное из темноты синеватым свечением экрана, преисполнено кроткого восторга, ладони молитвенно сложены. «Се раба Токова, да будет мне по слову Твоему…»