Литнегр, или Ghostwriter

Ну, продолжение я и так настрочила бы, и уж теперь никакая реакция публики меня бы не остановила. После знакомства с отзывами первого и второго типа я испытала прилив полезной злости, которая подтолкнула на то, чтобы подытожить кое-что для себя. И выложить это самое посетителям сайта:

«У-у-у, литературный негр!» — такова была тональность первых комментариев, полученных мною.

Шок от соприкосновения со столь ничтожным, мерзким и презренным объектом был, по-видимому, столь велик, что читатели, не заглянув в эссе, бросились писать недоумённые отзывы. В противном случае, ответы на свои вопросы они легко нашли бы в тексте. Но если всё-таки что-то осталось непонятным — рискуя показаться навязчивой тем, кто нашёл ответы самостоятельно, — осмелюсь повторить и конкретизировать отдельные моменты.

«Неужели нельзя было найти другую работу?»

Первая часть эссе как раз была посвящена моей неудаче в поиске работы, которая одновременно приносила бы деньги и не была противна… точнее, даже в обратном порядке: не была бы противна и приносила бы деньги. Все работы, которые я к тому времени перепробовала, не отвечали либо тому, либо другому критерию.

Медицина? Я любила медицину. Иначе я никогда не пошла бы в медицину: за всю жизнь я никогда не тратила себя на то, на что не хотела тратить — зато уж когда хотела, тогда работала с полной самоотдачей. Но литературу всегда любила больше. Планируя лет в шестнадцать-семнадцать свой дальнейший путь, рассчитывала: медицина будет источником прочного дохода, литература — увлечением… Когда на четвёртом году преподавательской работы обнаружилось, что месячная зарплата ассистента кафедры равна гонорару за одну статью, стало ясно, что схема нуждается в пересмотре. Могла бы я повысить свои кафедральные заработки? Да, могла — взяв полторы ставки, полную лечебную нагрузку, биопсии и т. д., и т. п.; но тогда не осталось бы времени писать. Тем временем из двух моих привязанностей литература постепенно брала верх. И когда я, пребывая в сфере очередного романа, трансово водя шариковой ручкой по бумаге, вдруг спохватилась, что опоздала на занятие и пришлось спешно звонить завучу Ларисе Еремеевне, чтобы меня заменили — это был сигнал. Двум господам нельзя служить. Если в семнадцать я думала, что меня хватит на всё, то в тридцать с лишним поняла: надо заниматься не тем, чем можешь, а только тем, чем не заниматься не можешь.

Используя анатомическую метафору, медицина для меня — аппендикс: расставшись, преспокойненько без неё живу. А литература — головной мозг. Чтобы пожертвовать ею, требовалось себя гильотинировать. Я избежала участи анэнцефала. Сейчас вижу, что к счастью.

Конечно, можете выдвинуть обвинение в том, что бросив специальность, которой государство меня шесть лет учило, я подрываю государственный бюджет. Но будем надеяться, что ежегодная практика, в течение которой я бесплатно (и бескорыстно! И фанатея этим!) кормила с ложечки тяжелобольных, ставила им капельницы и клизмы, обмывала им задницы и передницы, выслушивала их жалобы на заскорузлый быт, способна хотя бы отчасти послужить оправданием. Плюс ещё мои бывшие студенты, которые до сих пор радуются, встречая меня; надеюсь, я убедила их, что патологическая анатомия — это не скучно.

Зарабатывать переводами? Вопрос так не стоял. Бывают гениальные переводчики: яркий пример — мой учитель и друг В. Б. Искушевич. Но наблюдая его работу, отчётливо понимаю, что из меня переводчик выйдет препаршивый. Во-первых, нахватавшись в разной степени четырёх иностранных языков, в совершенстве не знаю ни одного. Во-вторых, талант переводчика — жертвенный: требуется максимально точная по букве и близкая по духу передача оригинала. Я же люблю нести отсебятину. Люблю сочинять — только это по-настоящему и люблю. К тому же каждый раз, как я сажусь за перевод, внутренний голос напоминает, что писать собственные слова гораздо интереснее, чем воспроизводить чужие.

Журналистика — то же самое, и ещё хуже. Для журналиста я слишком робка, неловка, малоконтактна. Позвонить незнакомому человеку — трагедия. Добыть информацию путём интриги или натиска — китайская грамота. Единственный вид журналистики, где отдыхаешь душой — статьи для «Знака судьбы» о великих мастерах жанра ужасов. Но если писать только их, получишь всё тот же нищенский оклад кафедрального сотрудника. Круг замкнулся. От чего ушли, к тому и пришли.